Наступил последний день августа. Было солнечно и безветренно. Отчетливо слышалось, как на станции лязгают буфера вагонов.
Мы, как всегда, собрались на крыльце. Солнце припекало по-летнему ласково. Крапива вытянулась вровень с крылечком, и по ней ползали прозрачные зеленые букашки. С забора, что отделял наш двор от соседнего, спрыгнул кот Леший. Он, как тигр, кинулся на соседского рыжего кота Тишку. Тот, удирая, отчаянно заверещал, и оба кота скрылись в подворотне.
— Ну и Леший! — Петька лениво сплюнул сквозь зубы. — Отъелся за дето на мышах да воробьях!
Мы уже почти забыли о Шито-крыто, о недавнем происшествии на берегу, но об этом нам напомнил Юрка.
— А шпион уехал, — сказал он.
— Какой шпион? Куда уехал?
— Н-ну, этот, Шито-крыто! И вагон теперь освободился.
— Откуда тебе известно?
— Я видел. Он погрузил свои вещи на тележку и покатил в поселок. Тетки говорят, что ему там дали комнату. И еще тетки сказали, что Шито-крыто у какой-то спекулянтки п-покупал водку. За это, говорят, ему попадет.
— Значит, никакой он не шпион, — сказал Сережка. — Мы ошиблись.
— Надо бы увидеть лейтенанта и спросить, почему Шито-крыто отпустили, — Петька с досадой пожал плечами.
— Как увидим — спросим.
Сережка, прищурившись, посмотрел вдаль:
— А пока пойдемте-ка на станцию. Потом будет некогда туда бегать.
— Пойдем! — согласились мы. — В последний раз перед школой.
Около одиннадцати часов дня к станции тихо подошел санитарный эшелон. В окошки вагонов выглядывали сестры в белых косынках и раненые с повязками. Когда поезд остановился, санитары с огромными пузатыми чайниками побежали за кипятком. Раненые пооткрывали окна, высунулись в них. Поселковые женщины тащили к поезду кто что мог — горячую вареную картошку, свежую морковь и репу, маринованные грибы, молоко. Все это они отдавали сестрам, для раненых.
Из одного вагона по лесенке осторожно спустился боец. На голове у него белела повязка, левая рука была забинтована до локтя и висела на лямке из бязи.
— Поезд скоро пойдет, а вам нельзя быстро передвигаться! — сказала ему сестра.
— Ничего. Постою, подышу воздухом, — раненый посмотрел на солнце, зажмурился. — Эх и денек!
Сестра наблюдала за ним. Мы — тоже. Вдруг Петька кинулся к раненому с криком:
— Степа-а!
Тут и мы узнали в раненом кавалериста Степу, что подарил нам темляк, и тоже подбежали к нему. Голова у него была обрита наголо.
Степа был, как видно, очень удивлен. Он напряженно и пристально разглядывал нас, шевелил бровями, вспоминая. Наконец улыбнулся широко, радостно.
— А… так это вы, ребята? Ну, здравствуйте!
— Вспомнили? Мы вас тоже узнали сразу, — сказали мы ему. — Вы поехали в госпиталь, да?
— В госпиталь, ребятки, на поправку. А потом — опять на фронт. Добивать фашистов…
Степа хотел еще что-то сказать, а мы хотели еще что-то спросить у него, но поезд дал гудок, сестра суетливо подхватила кавалериста под руку и потащила в вагон, говоря:
— Скорее… Ах, боже мой!
Степа довольно быстро поднялся на площадку тамбура и стал оттуда махать нам рукой. Мы тоже махали ему. Сережка кричал:
— Пишите нам! Станция Грачи, Привокзальная два! Ванееву! Привокзальная два, Ва-не-еву!
Степа улыбался и кивал в знак того, что запомнил адрес.
Поезд скрылся. Мы стояли, смотрели вдоль путей, но там уже ничего не было — ни поезда, ни сестер, ни Степы.
Зато у ларька, где обычно продавали квас, появился военный.
— Да это ж лейтенант! — шепнул Петька.
— Пойдем к нему и спросим про Шито-крыто! — предложил Сережка.
Лейтенант вернул продавщице пустую кружку и вытер губы платком. Увидев нас, он улыбнулся одними глазами и сказал:
— Привет рыболовам!
— Здравствуйте, товарищ лейтенант! Мы хотели у вас спросить.
— Мы хотели спросить, — перебивали мы один другого, — про Шито-крыто… то есть про моториста. Вы его тогда отпустили, да?
— Да.
— Значит, он не шпион? — разочарованно протянул Петька.
— Нет, — лейтенант опять улыбнулся. — Но вы, ребята, молодцы: проявили бдительность.
К перрону подходил пассажирский поезд, и мы побежали посмотреть, кто приехал. Народу на нашей станции сошло немного: старуха с мешком, двое бойцов в шинелях — один на костылях, другой с перевязанной рукой. Тот, что на костылях, все пытался закинуть за спину вещевой мешок, но терял равновесие и никак не мог надеть свою ношу. Мы подбежали: