Хорошо известные слова, произнесенные Емельяном Пугачевым в конце поэмы, «Дорогие мои … дорогие… хор-рошие…» были в 20-е годы более понятны читателям, так как они встречались в обращениях А. Антонова к восставшим тамбовским крестьянам (12). В черновом варианте эти слова произносит Чумаков, узнав о сговоре казаков выдать властям Пугачева: «Как же можно? Родные мои! Хорошие!» Но в окончательном тексте эти полные трагизма слова Емельян произносит дважды:
Дорогие мои… Хор-рошие…
Что случилось? Что случилось? Что случилось?.. (…).
А казалось… казалось еще вчера…
Дорогие мои… дорогие… хор-рошие…
Современные есениноведы обратили внимание на тройное скрытое в поэме указания, что пугачевский мятеж подавляет не Петербург, где царствовала императрица Екатерина II, а Москва., в которой находилось современное большевистское правительство (13). Когда же атаман Чумаков с болью рассказывает о разгроме пугачевских отрядов, то в его монологе слышится описание современной расправы над восставшими тамбовскими крестьянами, по своей масштабности и жестокости превосходящее подавление мятежа царскими войсками в ХVIII веке:
Нет, это не август, когда осыпаются овсы,
Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.
Мертвые, мертвые, посмотрите, кругом мертвецы,
Вон они хохочут, выплевывая сгнившие зубы.
Сорок тысяч нас было, сорок тысяч,
И все сорок тысяч за Волгой легли, как один.
Даже дождь так не смог бы траву иль солому высечь,
Как осыпали саблями головы наши они.
Что это? Как это? Куда мы бежим?
Сколько здесь нас в живых осталось?
От горящих деревень бьющий лапами в небо дым
Расстилает по земле наш позор и усталость.
Лучше б было погибнуть нам там и лечь,
Где кружит воронье беспокойным, зловещим свадьбищем,
Чем струить эти пальцы пятерками пылающих свеч,
Чем нести это тело с гробами надежд, как кладбище!
Такое совпадение отдельных фрагментов исторической поэмы с послереволюционной действительностью позволяло некоторым критикам С. Есенина оценивать происходящие в произведении события с позиций современности. Еще до публикации «Пугачева», когда драма читалась и обсуждалась в узком доверительном кругу друзей, в одном из зарубежных журналов появился отзыв на рукопись поэмы. Рецензент, скрывшийся за псевдонимом Москвич, писал, что Есенину «собственно, нет и дела до реального, исторического Пугачева. Для Есенина Пугачев – только мужик, как пугачевщина – мужицкий бунт. Не конкретный, в определенных исторических условиях, крестьянский мятеж против екатерининской Империи, не мятеж против самовластия вообще, а именно мужицкий бунт, как таковой, протест мудрой мужицкой души против бездушной мудрости государства. Это больше бунт есенинский, чем бунт пугачевский…» (14).
C. Есенину были близки по духу требования восставших в Тамбовской губернии крестьян, поэтому он сочувственно относился к их протестам. У него и раньше стихийно прорывалось чувство недовольства против проводимой в деревне политики военного коммунизма. Он не мог быть равнодушным к ломке старого, но очень близкого и родного ему деревенского быта и крестьянских традиций. Да и взгляды эсеров, представлявших больше интересы крестьян, ему были понятны, так как в первые месяцы после революции С. Есенин был в хороших отношениях с редакцией эсеровской газеты, где печатались его стихи, был знаком с некоторыми лидерами эсеров, среди которых у него большим авторитетом пользовался Р.В. Иванов-Разумник.
Во время продолжительных или кратковременных стоянок С. Есенин встречал на вокзалах истощенных и изможденных крестьян с котомками, узлами, с детьми и бабами, которые бежали из голодающих деревень. Эта неуправляемая толпа при приближении к станции очередного поезда приходила в движение, пытаясь любыми способами пробраться в переполненные вагоны проходящих в восточном направлении поездов, хотя сделать это было сложно. Составов с гражданскими грузами было мало, а в военные эшелоны часовые не пускали, угрожая оружием. Специальный вагон Г. Колобова, в котором ехал Есенин, также охранялся часовым.
Убогий вид крестьян на железнодорожных станциях вызывал у Есенина сострадание, но он ничем не мог помочь им. Выслушивал внимательно различные истории, давал некоторые советы, мог рассказать о том, что писали газеты. О новой политике советской власти С. Есенин узнавал из материалов газеты «Правда», других центральных газет, которые получал Г. Колобов по должности. В газетах была опубликована речь В.И. Ленина на Х съезде партии большевиков, который состоялся с 8 по 16 марта 1921 года, и другие материалы о проводимой внутренней политике после окончания гражданской войны. 21 апреля 1921 года массовым тиражом была издана брошюра «О продовольственном налоге». Власти делали все возможное, чтобы довести до крестьян сведения, что скоро ненавистная им продразверстка будет отменена, а на смену ей придет твердый продовольственный налог, что будет разрешена свободная торговля излишками хлеба, а в городах развернется производство промышленных товаров. Но в эти обещания голодающие крестьяне не очень верили. Они думали больше о дне сегодняшнем и о хлебе насущном, чтобы пережить этот проклятый голод.