С. Есенин начал писать письмо А.Б. Мариенгофу, в котором сообщал о своем не очень радостном пребывании в Самаре. Жаловался на дороговизну и плохое обеспечение продуктами питания: «Милый Толя! Привет тебе и целование. Сейчас сижу в вагоне и ровно третий день смотрю из окна на проклятую Самару и не пойму никак, действительно ли я ощущаю все это или читаю «Мертвые души» с «Ревизором»…. Лева сидит хмурый и спрашивает меня чуть ли не по пяти раз в день о том, съел бы я сейчас тарелку борща малороссийского? …Итак, мой друг, часто вспоминаем тебя, нашу милую Эмилию и опять, ОПмТЬ, возвращаемся к тому же: «Как ты думаешь, Сережа, а что теперь кушает наш Ваня?» В общем, поездка очень славная! Я и всегда говорил себе, что проехаться не мешает, особенно в такое время, когда масло в Москве 16-17, а здесь 25-30. Это, во-первых, экономно, а во-вторых, но во-вторых, Ваня (слышу, Лева за стеной посылает Гришку к священной матери), это на второе у нас полагается» (VI, 120-121). По деликатным причинам С. Есенин вместо нецензурной лексики использует сокращение ОПмТЬ. Авторская графика этого слова, по мнению комментаторов текста письма, подчеркивает его эвфемистический смысл, раскрываемый ниже в этом же письме (ср. «…Лева за стеной посылает Гришку к священной матери») (VI, 488). Не должно удивлять и обращение Есенина к Анатолию Мариенгофу по имени-прозвищу Ваня. У имажинистов прозвища были употребительны. В кругу друзей Мариенгофа звали «Рыжим» и «Ваней длинным» (17).
Критика имажинистов
Начало мая
1921 года
Во время прогулки по перрону С. Есенин прочитал в стенгазете заметку об имажинистах. В письме А. Мариенгофу докладывал: «Сегодня с тоски, то есть с радости, вышел на платформу, подхожу к стенной газете и зрю, как самарское лито кроет имажинистов. Я даже не думал, что мы здесь в такой моде. От неожиданности у меня в руках даже палка выросла, но за это, мой друг, тебя надо бить по морде» (VI, с. 122). Пока не удалось выяснить содержание прочитанной С. Есениным заметки, но судя по его реакции, отзыв был критически направлен против имажинистов. Возможно, что подобная отрицательная оценка имажинизма была откликом на публикацию 14 апреля 1921 года в газете «Известия ВЦИК» гневного письма наркома А.В. Луначарского, в котором говорилось: «Довольно давно уже я согласился быть почетным председателем Всероссийского союза поэтов, но только совсем недавно смог познакомиться с некоторыми книгами, выпускаемыми членами этого союза. Между прочим, с «Золотым кипятком» Есенина, Мариенгофа и Шершеневича. Как эти книги, так и все другие, выпущенные за последнее время так называемыми имажинистами, при несомненной талантливости авторов, представляют собой злостное надругательство и над собственным дарованием, и над человечеством, и над современной Россией. (…). Так как союз поэтов не протестовал против этого проституирования таланта, вываленного в зловонной грязи, то я настоящим публично заявляю, что звание председателя Всероссийского союза поэтов я с себя слагаю» (18).
Сборник «Золотой кипяток» был напечатан издательством «Имажинисты» во 2-ой Государственной типографии в январе 1921 года. В нем были опубликованы произведения трех авторов. С. Есенин был представлен стихотворением «Исповедь хулигана», А. Мариенгоф - поэмой «Развратничаю с вдохновением», а В. Шершеневич - поэмой «Перемирье с машинами». Отзываясь отрицательно о сборнике «Золотой кипяток», А.В. Луначарский, к сожалению, не увидел никакого различия между включенными в него произведениями, очень непохожих по стилю и содержанию. Он обвинил всех троих поэтов в том, что они «как бы нарочно стараются опаскудить свои таланты». Наиболее уязвимой для критики было произведение А. Мариенгофа «Развратничаю с вдохновением». В поэме автор, подчиняясь нахлынувшему на него «развратному вдохновению», через систему образов, представленных хаотично в тексте, поведал о своем рождении и творчестве, цинично высмеивая чувство любви, чрезмерно подчеркивая свою оригинальность и необычность, патетически провозглашая:
Люди, слушайте клятву, что речет язык:
Отныне и вовеки не склоню над женщиной мудрого лба
Ибо:
Это самая скучная из всех прочитанных мною книг.
Вадим Шершеневич в поэме «Перемирье с машинами» затронул важную для того времени индустриальную тему, лирически воспевая стальную суровость заводских корпусов, но неожиданно приходит к очень сомнительным выводам об отношении поэта к этой реальности: