Выбрать главу

С.Д. Балухатый рассказал о своих исследованиях по поэтике, о проблеме художественного слова в различных литературных школах. В беседе не обошли стороной и работу С. Есенина над поэмой «Пугачев». Это позволило им поговорить о «Слове о полку Игореве», так как первоначальное название поэмы С. Есенина «Поэма о великом походе Емельяна Пугачева» уже напоминало о древнерусском памятнике, который оба великолепно знали. С. Есенин в 1917 году предпринял попытку вольного переложения «Слова о полку Игореве» в диалектных терминах (67). В.Н. Розанов записал мнение С. Есенина о влиянии древнерусского памятника на его творчество «Как-то разговор зашел о влияниях и о любимых авторах. – Знаете ли вы, какое произведение, - сказал Есенин, - произвело на меня необычайное впечатление? «Слово о полку Игореве». Я познакомился с ним очень рано и был совершенно ошеломлен им, ходил как помешанный. Какая образность! Какой язык!» (9, с.441).

С. Есенин неоднократно подчеркивал значимость древнерусского памятника в создании образности поэтического слова. «Через строго вычитанную сумму образов, - писал С. Есенин в «Ключах Марии», - «соловьем скакаше по древу мысленну», наш Боян рассказывает, так же как и Гомер, целую эпопею о своем отношении к творческому слову. Мы видим, что у него внутри есть целая наука как в отношении к себе, так и в отношении к миру. Сам он может взлететь соколом под облаки, в море сплеснуть щукою, в поле проскакать оленем, но мир для него есть вечное неколеблемое древо, на ветвях которого растут плоды дум и образов» (V, 128).

Отъезд из Самары

До

7 или 8мая

1921 года

Во время пребывания в Самаре свободное передвижение С. Есенина в течение почти 10-ти суток было ограничено территорией железнодорожного вокзала и привокзальной площади из-за его «вагонной жизни» и постоянного ожидания незапланированного отъезда. «Вот так сутки, другие, третьи, четвертые, пятые, шестые едем, едем, а оглянешься в окно, как заколдованное место – проклятая Самара,»— писал С. Есенин в Москву (VI, 121). Местная печать никак не отметила приезд поэта, тем более, что он был незапланированным. Контактов с самарскими поэтами, литераторами, за исключением встречи с С.Д. Балухатым и литературного вечера в Клубе железнодорожников, не было. Отъезд С. Есенина из Саратова определяется с учетом лимита времени, необходимого на дорогу до Ташкента, куда поезд прибыл 12-13 мая 1921 года.

Все свободное время С. Есенин работал над поэмой «Пугачев».

C. Есенину пришлось не только преодолевать устоявшиеся стереотипы о жанре и сюжете пьесы, но и по-новому использовать языковые возможности при художественной характеристике образов. Конечно, герои «Пугачева» говорят не тем языком, на котором общались русские в ХVIII веке, но ведь и пьеса должна читаться современниками Есенина, для которых язык пугачевского времени, если к нему обратиться в угоду исторической правде, будет непонятен. Нужно было найти такие слова-образы, которые позволяли бы современному читателю глубоко сопереживать вместе с героями поэмы. Неудивительно, что отдельные строки «Пугачева» в рукописи имеют до двадцати вариантов, а общее их количество по объему вчетверо превышают печатный текст пьесы.

Есенин постоянно испытывал творческие муки в поисках нужного слова для образного повествования. В «Пугачеве» встречается много слов-образов, а также выразительных сравнений при описании самых обычных явлений природы. В тексте , например, рассвет уподоблен клещам, звезды – зубам, темное небо – пасти, луна – колоколу, месяц – ягненку кудрявому и т.д. Эти образы были понятны и художественно выразительны. Поэт был убежден, что те, кто будет считать подобные слова-образы искусственными, могут показать свою поэтическую безграмотность, хотя и таких ценителей поэзии в то время было немало. . «Наше современное поколение не имеет представления о тайне этих образов,- писал С. Есенин в «Ключах Марии». – В русской литературе за последнее время произошло невероятнейшее отупление. То, что было выжато и изъедено вплоть до корок рядом предыдущих столетий, теперь собирается по кусочкам, как открытие. Художники наши уже несколько десятков лет подряд живут совершенно без всякой внутренней грамотности» (V, 206).