Улеглась моя былая рана,
Пьяный бред не гложет сердца мне,
Синими цветами Тегерана,
Я лечу их нынче в чайхане.
Они показались мне написанными где-то здесь, в Средней Азии, в Персии, в Тегеране. Но потом я узнал, что Персия у Есенина выдумана, и подумал: «Видимо, все же взял что-то русский поэт у неба и земли Туркестана, подметил на ташкентской улице, в чайхане, в узбекском дворике – во всем, что так легко проглядывается сквозь «персидские» пейзажи и детали его восточного цикла» (25, с. 78-79).
Возвращение в Москву
С
3 по 9 июня
1921 года
Возвращение из Ташкента в Москву было не таким продолжительным, как это случилось по пути из Москвы в Ташкент Вновь в окнах вагона мелькали безлюдные степи Казахстана, предгорья Урала, мост через Волгу, леса российских губерний. Очень редко на станциях встречались друзья, знакомые. Поэт Семен Оков писал 27 июня 1921 года из Киева в Ташкент А. Ширяевцу: «В дороге, не то в Челкаре, не то в Актюбинске, забыл точно, встретились мы с Есениным и около часа проболтали на литературные темы. Пригласил меня зайти к нему, продолжить разговор в Москве, но как я писал уже, зайти мне к нему в Москве не удалось» (25, с. 124).
Большую исследовательскую работу о поездке Сергея Есенина в Ташкент и Самарканд осуществил ташкентский литературовед доктор филологических наук П.И. Тартаковский, опубликовав в 1981 году книгу «Свет вечерний шафранного края (Средняя Азия в жизни и творчестве Есенина)». Его выводы и сейчас актуальны. В заключении первой главы своей монографии П.И. Тартаковский писал: «Поезд, с прицепленным к нему вагоном, служившим Есенину домом в течение полутора месяцев, двигался к Москве, куда Есенин прибудет 9-го или 10-го июня, чтобы уже в воскресенье, 12-го, принять участие в «демонстрации искателей и зачинателей нового искусства». Позади были встречи с Ширяевцем, с Азимбаем, ташкентским Старым городом, с древним Самаркандом, казалось, быстро позабытыми в сонме новых дел и свершений, но на самом деле оставшимися в памяти и в душе – навсегда.
Впереди было многое, и среди всего – горячее стремление повторить удивительное путешествие на Восток, к далекому таинственному острову поэзии – в Персию. Есенин, мы знаем, так и не попал в страну своей поэтической мечты.
Но поезд мчался в будущее, и впереди был единственно возможный для Есенина путь к Тегерану и Хорасану, к Хайяму и Саади – путь великого художника. Путь, который естественно и закономерно пересечется с тем прошлым, что только вчера было оставлено позади, в знойном Туркестане.
Есенин-гость, Есенин-путешественник уезжал, чтобы возвратиться на Восток, но уже в новом качестве – автора и героя великолепных «Персидских мотивов», русского Мастера – ученика великих восточных Мастеров…» (25, с. 124-125).
С этим трудно не согласиться.