Дядя Куку
К полудню приехал ветеринар Кукушко. Оказывается, отец съездил ещё утром на ферму и звонил оттуда по телефону в село. Он просил ветеринара приехать и полечить Лебедя-Лебедина.
У колхозного ветеринара было трудное имя: Альберт Изосимович. Андрейка не мог этого не только запомнить, но и выговорить. Поэтому звал его просто дядей Куку. Ветеринар не возражал. Повелось это издавна, с тех пор, когда Андрейка был ещё маленький. Ветеринар открывал дверь в юрту и вместо приветствия выкрикивал:
— Ку-ку!
Говорят, в лесах есть такая птица — кукушка. Андрейка никогда не видел такой птички и не слышал, как она кукует. Ветеринар был весёлый маленький человек. Он лечил в колхозе овец, коров, лошадей. Не часто, но раз в месяц он приезжал и в юрту Нимаевых. Однажды Нянька подавилась костью от рыбы. Она лежала на земле и задыхалась. Тогда приехал дядя Куку и вытащил у Няньки из горла кость. В другой раз дядя Куку вылечил Катьку: она выпила у мамы Сэсык разведённую краску и чуть не отравилась. Маленький ветеринар лечил и Андрейку. Вообще-то Андрейка никогда не болел. Но был случай, что у Андрейки разболелся живот и он начал очень часто бегать из юрты. И тут оказался дядя Куку. Он дал Андрейке крепко сваренного из какой-то травы чая, положил ему на живот горячую резиновую подушку, и наутро Андрейка выздоровел.
В общем, дядя Куку был необыкновенный человек. Его понимали не только Рыжик, Нянька, Катька, но и все овцы, которые вообще никого не понимают. Однажды ветеринар пощупал у больной овцы живот и спросил:
— Ну, голубушка, почему это ты вдруг заскучала?
Овца ответила:
«Бе-бе-бе!..»
Андрейка ничего не понял. А дядя Куку весело приговаривал:
— Да что ты меня обманываешь, голубушка! И вовсе ты не больная.
«Бе-бе-бе!..» — повторяла овца.
— Нет, не согласен, милочка. Никаких лекарств ты не получишь.
«Бе-бе-бе!..» — настаивала овца.
— Ну, знаешь ли! — уже сердился ветеринар. — Мне лучше знать.
«Бе-бе-бе!..» — закричала ещё громче овца.
— Вот это другое дело. Так бы сразу и сказала. А то стала выдумывать. К вечеру принесёшь двух ягнят. Давай-ка, Андрейка, загони её в кошару.
Андрейка и Нянька выполнили приказ. Но самое интересное было в том, что дядя Куку не обманул овцу: к вечеру у неё действительно появились два ягнёнка.
Этот человек умел лаять, как собака, кукарекал, как петух, мычал, как настоящая корова, ржал не хуже, чем Рыжик. Ох, как это было всегда весело!
Я и сам однажды был в степи около юрты Нимаевых, когда туда подъехал верхом на одноглазой лошадке какой-то человек. И вдруг я услышал в степи— не где-нибудь в лесу, а в Забайкальской степи! — кукование кукушки… Ничего не понимая, я огляделся кругом и увидел, как со всех ног бежал к приезжему, незнакомому мне человеку, Андрейка. Потом залаяла собака, и ей немедленно ответила Нянька. Потом заржала лошадь, и ей ответили лошадка приезжего и Рыжик. А уж когда пронзительно заблеяла коза и Катька радостно ответила, я сообразил, что всё это проделывал маленький приезжий человек. Из юрты вышла Сэсык Нимаева, и я понял по её лицу, что всё это ей знакомо, что приезжий тут желанный гость.
— Сайн, товарищ Кукушко! — приветствовала его Сэсык Нимаева.
— Здравствуйте, здравствуйте! — неожиданно басом ответил маленький забавный человек.
У него были такие густые и лохматые брови, как будто они достались ему от великана. Из-под них смотрели синие-синие развесёлые глаза.
Потом я узнал, почему колхозный ветеринар очень любил СВОЮ лошадь. Дело в том, что военврач Кукушко чуть не попал в плен к японцам. Это было в августе 1945 года под маньчжурским городком Ванемяо. Но его спасла случайно оказавшаяся здесь монгольская лошадка. Она была ранена в голову, однако дала сесть на себя и помчалась с такой быстротой, какой вовсе нельзя было ожидать от почти игрушечной лошадки. Вдогонку стреляли, монголку ранили ещё, но она не остановилась и вынесла седока из-под обстрела. В этот же день Кукушко сделал лошадке операцию. Она осталась без одного глаза. С тех пор Кукушко не расставался со своей спасительницей.
Когда он демобилизовался из армии, то выпросил у начальства монголку и привёз её в колхоз. А это как раз и был Андрейкин колхоз. Правда, Андрейка Нимаев тогда ещё не родился, но бабка Долсон пасла здесь свою отару. Мама Сэсык тоже ещё не была мамой, жила в интернате и кончала школу.
Андрейка, конечно, всё знал об одноглазой лошадке по имени Резвая. Монголка и в самом деле была резвой, быстрой, неутомимой в беге. Из всех лошадей в степи, исключая, само собой разумеется, Рыжика, Андрейка считал Резвую самой умной. Ни отцов Воронко, ни Сивый бабушки Долсон, ни даже Саврасуха Дулмы не могли сравниться с Резвой. Во-первых, она умела бежать, как будто её гонит сильный шурган. Только один Рыжик мог догнать её. Во-вторых, как уже сказано, Резвая была на войне, и дядя Куку даже говорил, что если бы не она, едва ли бы он вернулся в колхоз. Японские самураи схватили бы его и убили. Ну и, в-третьих. Резвую любил не только Андрейка, но и Рыжик, и Нянька, и Катька.
Стоило только дяде Куку приехать к Нимаевым, как Резвая убегала вместе с ними в степь, и что там они только не проделывали! Все игры затевала Резвая. Как она умела обманывать даже Рыжика! Вот она мчится — длинный хвост и большая грива словно несут её по воздуху, потому что не видно даже, как ноги касаются земли. Рыжик изо всех сил догоняет её, бедная Катька далеко позади, да и Нянька притомилась… Но вот Рыжик настигает монголку. Она резко поворачивается и бежит навстречу. Рыжик ничего не понимает, стоит на месте. Резвая проносится мимо Няньки, мимо Катьки — они не знают, гнаться ли за ней или догонять Рыжика… По привычке они всё же бегут к Рыжику. А время уже потеряно: Резвая опять впереди. Тогда Рыжик начинает жалобно ржать. Может, он плачет от обиды, что его так обманули. Он не хочет больше догонять Резвую, стоит и ржёт. Тогда Резвая откликается — весело, звонко, будто по степи рассыпаются серебряные колокольчики.
Не только Андрейка, но иногда и дядя Куку смотрел на эти игры и чему-то улыбался. Потом он начинал ржать так же, как Резвая. И тогда не только Рыжик, но и все — Резвая, Нянька, Катька — бежали на этот голос.
Ветеринар был необыкновенный человек. И конечно, отец правильно сделал, что пригласил его. Только дядя Куку мог помочь Лебедю-Лебедину.
Андрейка сразу повеселел, увидев ветеринара. Лебедь-Лебедин даже не смотрел на еду, которую привезла мама Сэсык. Не пил он и воду, хотя она была поставлена под самый его нос. Дядя Куку взял Лебедя-Лебедина на руки и вынес его во двор кошары. Лебедь не сопротивлялся, крыло его беспомощно опустилось почти до самой земли. Только высоко поднятая голова покачивалась из стороны в сторону. Но вдруг лебедь ткнул клювом в щёку дядю Куку.
— Слушай, дружочек! — строго прикрикнул ветеринар, опуская лебедя ниже. — Ты брось эти штучки, Я тебе добра хочу, а ты меня же норовишь ударить.
Наверное, Лебедь-Лебедин понял, что так делать нельзя. Он закрыл глаза.
Во дворе кошары стоял большой ящик, где хранился корм для овец. Ветеринар осторожно опустил на него лебедя. Позвал маму Сэсык, чтобы помогла держать птицу.
Андрейка отвернулся: он не мог больше смотреть на всё, что там делает дядя Куку, потому что Лебедь-Лебедин впервые закричал.
— Да, миленький, — сказал дядя Куку, — придётся тебе обрезать перо на крыле и посмотреть получше… О, да и лапа у тебя ранена! Какой же подлец стрелял в такого красавца? Руки бы и ноги ему за это переломать…
Андрейка чуть не крикнул, что это стрелял хромой Бадма, но вспомнил про бабушку Долсон и только тяжело вздохнул.
— Андрейка, — сказала мама Сэсык, — садись на Рыжика и поезжай к бабушке.
— Да, поезжай, — проговорил и дядя Куку. — Тебе, дружок, здесь не стоит находиться. Придётся лебедю делать операцию.
— Ладно, — буркнул Андрейка.
Он и сам не знал, хочет ли он остаться здесь или поехать к бабушке Долсон. Слово «операция» было ему хорошо известно. Даже тогда, когда дядя Куку делал операцию овце, даже тогда Андрейка уходил подальше, чтобы ничего этого не видеть. А белый лебедь… Нет, лучше уж Андрейка уедет к бабушке Долсон.