Василий Иванович крикнул:
— Пока светло, отправляй его обратно!
— Видишь, брат Андрей, ничего поделать не могу: начальство приказывает. Василий Иванович у нас мужчина строгий. Мы ведь всю ночь с фарами будем работать. Так что я тебя и проводить не смогу. Приезжай лучше завтра на Рыжике. Да пораньше! Давай как в прошлом году. Помнишь?
— Помню.
— То-то. Мы ведь теперь почти совсем не спим. Василий Иванович нам спать не даёт. Он у нас мужчина знаешь какой? Ого-го!
Андрейка уже с восторгом смотрел на «строгого мужчину» Василия Ивановича.
Вот какие молодые бывают на свете комбайнеры, и он уже начальник над дядей Костей!
— Так приедешь завтра?
— Приеду.
— Проголодался? — заботливо спросил дядя Костя. Он всё ещё держал Андрейку на плече. — Хочешь есть?
— Хочу.
— Кроме хлеба, у меня здесь ничего нет.
Дядя Костя понёс Андрейку к трактору, достал из кабины кусок хлеба и дал Андрейке. Разломив кусок, Андрейка бросил половину Няньке.
Дядя Костя сказал:
— Это ты правильно, парень. Недаром я тебя в друзья своему Афоне выбрал. Афоню-то не забыл?
— Не-а.
— А я опять его почти всё лето не видел. Ты больше с ним не дрался?
— Не.
— Ты человек надёжный, — серьёзно сказал дядя Костя. — Давай лапу. Баэртэ!
— Баэртэ! — засмеялся Андрейка.
— Дорогу обратно найдёшь?
Вместо ответа Андрейка обиженно хмыкнул.
— Ну-ну, я знаю: ты в степи как в родном доме. Это я для порядка.
— Дядя Костя, — сказал Андрейка, поглядывая на комбайн, — Василий Иванович правда начальник?
— Правда. — Дядя Костя лукаво засмеялся. — Он десять классов окончил, а пока в школе учился, года три подряд на комбайне работал помощником. Башковитый! — с уважением закончил дядя Костя.
— Я тоже на комбайне хочу, — опустив голову, сказал Андрейка.
— Значит, трактористом раздумал быть? Комбайнером хочешь?
— Хочу.
— Ну что ж, я не возражаю. Комбайн — дело неплохое. Я тебе по секрету скажу: я сам это дело осваивать буду! Вот вместе с тобой и начнём привыкать к комбайну. Ну, баэртэ, баэртэ, парень! А то нагорит мне от Василия Ивановича. Техника зря стоит. Так приедешь завтра? — ещё раз спросил дядя Костя, когда Андрейка пошёл от трактора.
— Приеду! — крикнул Андрейка.
— Ждать будем! — уже из кабины закричал дядя Костя.
Андрейка думал сейчас только об этом «строгом мужчине» Василии Ивановиче.
Завтра чуть свет он приедет в Пронькин лог на Рыжике. Приедет и сразу заберётся на комбайн. Он начнёт привыкать к комбайну. Потом окончит десять классов и будет как Василий Иванович.
Андрейка шёл, на ходу откусывая хлеб. Радость переполняла его сердце. Он отломил ещё кусочек хлеба и бросил Няньке.
Он ещё не знал, что назавтра не сможет приехать в Пронькин лог.
Нe знал наш Андрейка, что случатся такие события, которые заставят его надолго забыть о своём обещании дяде Косте, о комбайне и даже о «строгом мужчине» Василии Ивановиче.
Кто стрелял?
То правильно сказал дядя Костя Суворов, что степь для Андрейки — родной дом. Ездить по степи верхом на Рыжике, ходить пешком, бегать с Дулмой, смотреть, как косят траву, объезжать отару, сидеть в кабине трактора рядом с дядей Костей, кормить кургашек-ягнят — всё интересно Андрейке.
Он шёл сейчас к своим юртам и всё думал о Василии Ивановиче и о комбайне. Может быть, он и совсем бы позабыл о Лебеде-Лебедине, если бы в небе не раздался знакомый крик.
В Индию улетала стая лебедей. Андрейка вспомнил своего чудесного Лебедя-Лебедина, и сердце его затосковало с новой силой.
Он вспомнил, как Лебедь-Лебедин спал, изогнув калачиком шею и уткнувшись ярким клювом в белую грудь.
Вспомнил, как лебедь не спеша разгуливал за загородкой, чуть припадая на раненую ногу. Вспомнил, как он просил еду, если забывали вовремя принести её…
Не кричите, лебеди! Не зовите. Сарайчик уже пустой. Улетел Лебедь-Лебедин в Индию. Оставил Андрейку.
Нянька подбежала к Андрейке и пошла с ним рядом, поглядывая в небо.
— Где Лебедь-Лебедин? — спрашивал её Андрейка.
Нянька начала подвывать, скулить. Хоть Лебедь-Лебедин и не любил её, но Нянька-то его любила.
И вдруг Андрейка вздрогнул: один за другим где-то совсем близко раздались три выстрела.
Лебеди закричали громко, надрывно, и словно там, наверху, рванул сильный ветер: один лебедь отделился от стаи, его понесло в сторону, потом он стал отвесно падать вниз.
Однажды Андрейка уже видел, как падал мёртвый лебедь. Это было в прошлом году. Тогда рядом ехала мама. И всё равно было очень страшно. Теперь же, когда любой лебедь для Андрейки был не просто незнакомым лебедем, а его Лебедем-Лебедином, мёртвая птица будто оторвалась не от стаи, а от сердца Андрейки.
Стая лебедей заметалась, ровный строй её сломался, и она стала забираться в вышину. Только ещё один лебедь замер на месте, повис, совсем недвижимый. Андрейка смотрел на него, и сердце его бешено колотилось.
Пока подстреленный мёртвый лебедь падал вниз, этот второй, отставший от стаи, начал кружить и спускаться.
Нянька уставилась мордой в небо и скулила. За ближней сопкой упал лебедь. А второй кружил, кричал, звал. И стая отвечала ему, но поднималась всё выше и улетала всё дальше.
Андрейка уже знал, что всё равно второй лебедь не полетит за ними. Как и в прошлом году, он упадёт вниз и разобьётся.
Нянька всё скулила. Андрейка и не заметил, как сам стал кричать. Он не понимал, что кричит и кому.
Там, за сопкой, находились люди, которые стреляли в лебедей. Ах, если бы Андрейка был верхом, он помчался бы за сопку. Он бы…
Нянька вся напружилась, шерсть у неё на спине поднялась дыбом. Она слушала, как кричит Андрейка. Оскаленная морда с налитыми кровью глазами стала страшной.
Опять из-за сопки выстрелили. В воздухе повис дымок. Но в лебедя не попали. Он всё так же плавно кружил над степью.
И тут Андрейка понял, чего он хочет от Няньки. Показывая рукой на сопку, он закричал:
— Возьми! Возьми! Возьми!
Нянька сорвалась с места и, подхлёстываемая выкриками своего хозяина, понеслась в сторону сопки. Скорей, скорей. Нянька! Возьми его! Схвати! Повали на землю! Рви зубами его дэгыл! Покусай его руки!
Нянька взлетела на сопку и скрылась за ней. Вскоре оттуда донёсся её лай. Еле слышимый, он так взбудоражил Андрейку, что тот уже не мог оставаться на месте. Это был такой лай Няньки, когда она бывала особенно сердита и грозна. Перед ней был враг. Андрейка бросился бежать к сопке. Но там опять раздался выстрел, Андрейка остановился и посмотрел в небо. Лебедь продолжал лететь.
Андрейка прислушался. Няньки не слышно. Лай прекратился. Зато слева раздались ржание и глухой топот копыт.
Андрейка обернулся и увидел Рыжика. Верхом на нём сидела Дулма. Андрейка сразу узнал её по яркому праздничному дэгылу и малахаю с пушистой красной кисточкой.
— Ду-улма-а, скорей! Ско-орей! — завопил изо всей силы Андрейка.
Дулма взмахнула плёткой, и скоро Рыжик домчал её до Андрейки.
— Там… Нянька… Лебедь… — бессвязно повторял Андрейка, показывая рукой в сторону. — Скорей, скорей! Нянька там!
Он заставил Рыжика лечь, велел ничего не понимающей Дулме слезть с седла и пересесть на круп Рыжика, сам же забрался в седло. Через минуту они скакали на сопку.
Когда Рыжик вынес их на вершину, первое, что они увидели, — это была удаляющаяся легковая машина. Андрейка натянул повод и стал спускаться с сопки. Он искал глазами Няньку. Где же она? Ведь Нянька, завидя Рыжика, сама бросилась бы ему навстречу.
— Ня-анька! Ня-а-анька! — позвал Андрейка.
Что же это такое? Куда делась Нянька? Неужели её увезли в машине?
— Нянька, Нянька! — тоненьким голоском повторяла за Андрейкой Дулма.
Но всё молчало кругом, только дальше и дальше уходила машина. Вот Рыжик уже спустился в падушку. Андрейка погнал его по низине. Няньки нигде не было.