– Что за отговорки! – говорю я Андре. – Какая тебе вообще разница? Цена моей франшизы буквально равна стоимости того, что потребуется, чтобы купить у тебя эту мусорную кучу прямо сейчас!
– В чем твоя проблема? – сказал Андре, подходя ближе, его глаза расширились в отчаянии.
– Такие парни, как ты, – говорю я. – Которые заботятся только о том, чтобы напиться и хорошо провести время, в то время как некоторые из нас на самом деле хотят большего для себя. Но почему ты беспокоишься об этом?
Андре отстраняется и искоса смотрит на меня. – Это потому что я сказал тебе, что твоя музыка – отстой?
– Нет! – практически кричу я.
Но как раз в тот момент, когда я действительно наклоняюсь к нему, Крис тоже наклоняется.
И он облевал обе наши туфли.
Мы с Андре смотрим вниз на наши ноги, и когда наши глаза снова встречаются, его взгляд становится каменно–холодным. – Ты платишь за мою машину, – говорит он. – С такими темпами тебе повезет, если я не заставлю тебя заплатить и за мои туфли. – С этими словами он направляется в лес.
– Подожди! – зову я, поспешно возвращая машину на прежнее место и следуя за Андре через лес, пока он суетится вокруг посетителей вечеринки, его руки отягощены двумя чемоданами. Он с громким лязгом ставит их на стол и оглядывается вокруг с довольным выражением лица. Толпа аплодирует.
– Мы любим тебя, Андре! – восклицает девушка.
Я гримасничаю.
Андре принужденно улыбается, затем, бросив на меня косой взгляд, снимает свои покрытые блевотиной холщовые туфли и несет их в одной руке, целеустремленно шагая к пруду. Я следую за ним. На протяжении всего пути вниз кажется, что ни один человек не может не признать Андре в той или иной степени. Он спрашивает об их родителях, проверяет результаты их игр за предыдущий день, интересуется, как проходят их уроки игры на скрипке.
– Я и не знала, что ты мэр школы Честер Фоллс, – говорю я, когда мы подходим к кромке воды, и один мальчик протягивает Андре книгу, говорит, что она изменила его жизнь, и благодарит за то, что он одолжил ее.
Андре засовывает книгу в карман джинсов, игнорируя мое замечание, сбрасывает свои холщовые кроссовки в пруд и отряхивает их. Облака блевотины расплываются в воде. Я решаю последовать его примеру, окуная свою обувь в воду.
Мы стоим там какое–то время, барахтаясь и барахтаясь, пока я наконец не нарушаю молчание.
– Слушай, мне действительно очень жаль, – говорю я. – Поверь мне, я не хотела, чтобы это случилось, больше, чем ты.
Андре поворачивается и смотрит на меня, и я никогда не замечала, какие теплые у него карие глаза.
– Мне жаль, что Криса стошнило в твоей машине, и ты потеряла управление, – говорит он. – Но тебе придется заплатить за ущерб, так или иначе.
Я киваю, мое сердцебиение учащается, когда я сажусь на берегу пруда. – Дело не в том, что я не хочу помочь тебе починить ее... дело в том, что я не могу позволить тебе сообщить об этом.
Андре хмурится. – Почему?
Я сглатываю. – Потому что мне очень, очень нужна эта работа. – Прежде чем я успеваю остановить его, в моей голове всплывает видение моих родителей дома, моего отца перед телевизором. Забавно, когда разум выкидывает такие штуки. Уводит тебя туда, куда ты не собирался идти, и ты пытаешься наверстать упущенное. Но ты почти всегда знаешь, как он туда попал. Напоминание: Я не собираюсь застревать здесь – вот что мой мозг, кажется, говорит мне сейчас. – Это многое объясняет, – говорю я Андре. – Но я уже получила одно нарушение в начале этого года, а если получу два, то мне конец.
– А разве у тебя нет работы в Wild Oats?
Я бросаю на него настороженный взгляд. – Ты одержим мной или что?
Андре выглядит скучающим. – Пожалуйста, Чарли. В нашем городе их всего два. Моей маме нравится их морковный торт без глютена. Я видел тебя там.
– Я там не работаю. Я просто часто там зависаю. Backseat предлагает мне чаевые, и это также дает мне дополнительный бонус – я могу работать, пока занимаюсь другими делами, например, езжу в школу, на вечеринки или по поручениям. – Я поворачиваюсь лицом к Андре. – Я действительно не могу позволить себе потерять это.
Андре поднимает один из своих ботинок, осматривает его, затем снова кладет в траву. – Ну, я не могу позволить себе потерять свою машину. У меня есть места, где мне нужно быть.
– Например, на пивных пробежках?
Андре приподнимает бровь. – Шути сколько хочешь, но это не поможет твоей ситуации.
Я прикусила губу. Все идет не так хорошо. Слезы наворачиваются на глаза, когда я представляю, как мой банковский счет, над которым я так усердно работала, сводится на нет. Как это происходит на самом деле? Как это превратилось из одного из лучших дней моей жизни в один из худших?
Андре, кажется, заметил это, и он тоже выглядит внезапно взволнованным. – Слезы не помогут, Чарли, – говорит он, отворачиваясь.
– Чарли? – Я слышу голос, который зовет меня, и Андре оглядывается, ухмыляясь.
– Похоже, твои проблемы только начинаются.
Я поворачиваюсь и вижу Криса, прислонившегося к дереву, с зеленым взглядом. – Чарли? – снова зовет он. – Мне действительно нужно идти домой.
– Уже иду, – отвечаю я, вставая и вытирая слезу с глаза, благодарная за то, что у меня есть повод уйти, пока Андре не увидел мои слезы.
– Эй! – говорит Андре, и когда я оборачиваюсь к нему, я вижу, что он стоит, широко раскинув руки. – Ты сейчас серьезно? Ты не можешь просто уйти, Чарли. Мы должны разобраться с этим.
Я сглатываю, чувствуя отчаяние. – Посмотри на него, Андре. Он – помеха. Мне действительно нужно отвезти его домой. – Как бы ужасно все это ни было, я не могу не видеть темного юмора в том, что Крис – причина, по которой я ввязалась в это в первую очередь, и он же вытаскивает меня из этого.
– И как же мне попасть домой? – интересуется Андре.
– Точно. Это... – Я достаю свой телефон, нахожу Андре и отправляю ему несколько кредитов Backseat.
Его телефон срабатывает с жужжанием, и он внимательно изучает экран. – Что это?
– Этого достаточно, чтобы доставить тебя домой сегодня вечером. – Я разворачиваюсь и направляюсь в ту сторону, где только что был Крис, спотыкаясь. – Я придумаю, как это исправить, – отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. – Я обещаю.
Позже вечером, после того как мы с Крисом взяли гамбургеры, чтобы дать ему время протрезветь, и я отвезла его в дом его родителей, я была в маминой студии, любуясь ее работой.
Студия живописи моей мамы – это прекрасное маленькое убежище на участке моих родителей. Мама говорит, что когда они только купили дом, это была просто большая, запущенная комната, который не использовались много лет, со сломанной дверью, гниющим деревом и старым сеном, разбросанным повсюду. Поэтому она распахнула окна и навела порядок, залатала дыры в крыше, починила петли. Она покрасила интерьер в самый бледный, самый серый лавандовый цвет, который, по ее словам, пробуждает ее самое вдохновенное 'я', а снаружи оставила натуральную серую черепицу с белой отделкой окон и бирюзовой дверью.