Я медленно вдыхаю через нос, практикуя йоговское дыхание, которому Сидни научила меня на днях, чтобы справиться со стрессом. – Я должна экономить свои деньги. Сейчас больше, чем когда–либо, поскольку я могу поехать в Нью–Мексико.
Мама кивает. – Я просто не хочу, чтобы ты слишком давила на себя, вот и все. Я знаю, что здесь все не... – Она делает паузу. – То, чего ты, возможно, хочешь. Но я не хочу, чтобы ты что–то упустила. Или вообще выгорела. Это все, что я хочу сказать. Когда я жила в Нью–Йорке...
Я качаю головой, встаю и беру свою пустую кружку из–под кофе. – Я знаю, знаю, – говорю я ей. – Это было лучшее время во всей твоей жизни, пока ты не встретила папу. Можем ли мы обойтись без еще одной истории обо всем, что ты оставила позади, когда переехала в этот крошечный городок?
Моя мама моргает. – На самом деле я не вижу в этом ничего такого. Просто иногда меня мучает ностальгия. – Она подходит и кладет руку на мою руку. – Определенные части нашей жизни не должны быть вечными. Но это не значит, что они не формируют то, кем мы являемся. Не забывай об этом. Хорошо?
Я сглатываю, чувствуя, как жар поднимается по щекам.
– Хорошо, – говорю я. – Я лучше пойду. Я не хочу опоздать.
Через некоторое время я подъезжаю к дому Реджи. Он выходит из дома еще до того, как я ставлю машину на стоянку, и торопливо идет по каменной дорожке, его огромный рюкзак раскачивает его маленькое тело. Я не знаю, что именно произошло в школьном автобусе в прошлом месяце, но знаю, что все было настолько плохо, что родители Реджи с радостью купили месячный пакет, чтобы он мог ездить со мной в обозримом будущем. Его мать высунулась из двери, вытянув руку в нетерпеливом помахивании. Я машу в ответ, когда Реджи бросает свое тело на заднее сиденье и драматически вздыхает.
– Я беспокоюсь о Натане, – говорит он прямо, когда я отъезжаю от обочины.
– Кто? – спрашиваю я.
– Натан. Мой головастик? В течение нескольких месяцев у него не росли ноги. Но теперь у него выросли ноги, но эти ноги растут недостаточно быстро. И даже не говори мне о его несуществующих руках. В учебнике написано, что они должны были вырасти уже давно.
В этот момент я отключаюсь, все еще обдумывая разговор с мамой. Как она не понимает, что говорит мне две противоречащие друг другу вещи? Не спешить, ценить то, что у меня есть, и не упускать то, что важно? Я не могу делать и то, и другое.
– Так или иначе, может быть, Натан просто немного поздно расцветает, – говорит Реджи, когда мы подъезжаем к дому Андре. Когда я высадила Андре здесь, было темно, но сейчас, в утреннем свете, я воспринимаю все как наяву. В отличие от остальных домов на этой улице с белыми заборами и черепицей кремового цвета, черепица на доме Андре глубокого натурального цвета, с красной отделкой. Мне кажется, я вижу край огорода, огороженного забором. В этом доме есть какой–то уют, он словно приглашает тебя домой и в то же время органично вписывается в окружающие деревья. – Но я имею в виду, что и я тоже, так что я не могу его за это осуждать, – продолжает Реджи.
– Что? – спрашиваю я, отвлекаясь.
– Я поздно расцветаю, – повторяет Реджи. – Как Натан. – В его голос вкрадывается раздражение. – Ты вообще слушаешь?
– Эм, не совсем, – признаю я. – Извини.
– Ну, что случилось? – спрашивает Реджи.
– Послушай, Реджи, – говорю я. – Я не вмешиваюсь в жизнь своих пассажиров, насколько могу помочь, так что ты не должен вмешиваться в мою.
– Ладно, – бормочет Реджи, явно обиженный, и я внутренне сокрушаюсь. Я хочу взять свои слова обратно.
В этот момент я вижу, как Андре выходит из своей парадной двери и идет по дорожке к нам. Его мама, приветливая женщина с короткими темно–каштановыми волосами, копается в саду перед домом. Интересно, что он рассказал родителям об этой ситуации? Придумал ли он какое–нибудь оправдание или сказал им правду: какая–то сумасшедшая цыпочка врезалась в него на своем блевотном мобиле и теперь отказывается за это платить.
– Доброе утро, – говорю я, когда Андре садится на пассажирское сиденье машины. Его волосы еще мокрые, от него пахнет мылом, и он хрустит батончиком мюсли с полуоткрытым ртом. Он ничего не говорит мне в ответ.
– Доброе утро! – говорит Реджи. – Я Редж. – Я гримасничаю. Редж?
– Привет, чувак. – Андре поворачивает голову в сторону заднего сиденья, протягивая Реджи руку. – Я Андре. Как дела?
– Я знаю, кто ты, – быстро говорит Реджи, ничуть не смущаясь. – И ничего особенного, просто болтаем о головастиках, наверное.
Я пытаюсь подавить фырканье, когда отъезжаю от дома Андре и сворачиваю направо на главную дорогу, ведущую к школе. Андре замечает мое выражение лица, но вместо того, чтобы рассмеяться, он поворачивается обратно к Реджи.
– Круто, парень. Ты первокурсник? – спрашивает он.
В зеркало заднего вида я вижу, как Реджи с энтузиазмом кивает.
– Не пойми меня неправильно, но ты выглядишь довольно молодо, даже для этого. Сколько тебе лет?
Я оглядываюсь на Реджи, думая, не обидится ли он на это. Но вместо этого он выглядит гордым.
– Я пропустил один класс.
– Правда? – говорю я. – Я этого не знала. – Все это имеет такой смысл. Почему он такой невинный. В этот момент моя привязанность к нему возрастает. Какой он смелый, идет на это один.
– Ты никогда не спрашивала. – Реджи пожимает плечами.
– Ничего себе. Мне повезло, что я прошел восьмой класс, а ты его прямо–таки прогуливал? – Андре откидывает голову на сиденье. – В чем твой секрет, Редж? Что заставляет тебя тикать?
– Он только что сказал тебе, что технически учится в восьмом классе, – пробормотала я. – Откуда ему знать, что на самом деле заставляет его тикать?
Андре смотрит скептически. – Редж, что ты можешь сказать по этому поводу?
Оказалось, что Реджи есть что сказать на эту тему, каковы его занятия и увлечения, он рассказал Андре о жизненном цикле головастика, о том, какие надежды он возлагает на Натана и когда планирует выпустить его на волю.
Но Андре на этом не останавливается. Он расспрашивает Реджи обо всем на свете. Когда у него день рождения? Чем он занимался этим летом? Любит ли он спорт? Какие фильмы он смотрел в последнее время, что бы он мог порекомендовать? Должен признаться, меня это удивляет, и я не могу решить, в хорошем или плохом смысле. То есть, я знала, что Андре может очаровать кого угодно. Я просто не знала, что он выбирает это. Особенно первокурсников, о существовании которых большинство старшекурсников даже не подозревают.
– О, тот новый фильм с Мерил Стрип, который только что вышел? – пытаюсь добавить я, но Андре игнорирует меня, предпочитая до конца поездки общаться только с Реджи. Мое раздражение медленно растет, пока мы не подъезжаем к школе.
– И что, так будет каждый раз? – спрашиваю я, после того как Реджи выходит из машины, а Андре открывает свою дверь.
– Что? – спрашивает он.
– Ты наказываешь меня, или что?
Андре рассеянно оглядывается на меня через одно плечо. – Знаешь, Чарли, что я действительно хотел сделать, когда проснулся сегодня утром?