Но пока он едет, я думаю только о том, что он сказал об Андре. О том, как много он всегда делает для всех, кроме себя. Самое время сделать что–то для него.
24
В последующие выходные по дороге к амбару Тессы мчится Volkswagen Beetle цвета, который можно описать только как розовый цвет Барби. Я чуть не роняю метлу, которую держу в руках, когда из нее выскакивает Андре.
– Хорошо, я здесь, – говорит он. – Что ты хотела мне показать?
– Сдал Saab на что–то более подходящее? – спрашиваю я.
Андре ухмыляется. – Это машина моей мамы.
Я подхожу и провожу рукой по ярко–розовой машине с откидным верхом. Это машина человека, который готов начать новую жизнь. – Я должна была догадаться. Лучшей машины для нее и не придумаешь.
Глаза Андре яркие и сияющие, и они задерживаются на моих на секунду слишком долго. Затем он жестом показывает в сторону амбара. – Есть успехи? – С этого угла я вижу то же, что и он: обилие мусорных мешков и ржавеющих приспособлений в амбаре. И еще я, покрытый грязью и стружками.
– Я чувствую сарказм, но вообще–то да, – говорю я ему. – И теперь, когда ты здесь, мы будем двигаться еще быстрее. – Я передаю ему метлу.
Через час Андре убрал остальную часть амбара, а у меня был список дел и вещей, которые нужно забрать из хозяйственного магазина. Покрытые грязью и потом, мы решаем сбегать в пруд, чтобы смыть грязь с наших тел. У меня под рукой есть купальный костюм именно для этой цели, и, как оказалось, Андре тоже взял его с собой, надеясь заманить меня.
Мы плаваем там некоторое время, наблюдая друг за другом. Я не могу поверить, что всего несколько месяцев назад я вообще не знала этого человека.
Словно прочитав мои мысли, Андре произносит. – Ты можешь поверить, что именно здесь все и произошло? – Он поворачивается в сторону леса, и я знаю, на что он смотрит. На то место, где моя машина врезалась в его.
– Забавно думать об этом, – говорю я. – Что я думала о тебе до того дня, и что я думаю о тебе сейчас.
Андре подплывает ближе в воде. – Что ты думаешь обо мне сейчас?
Я наблюдаю за ним мгновение, притягивая его к себе, прежде чем плеснуть водой ему в лицо.
– Ух ты, ты такая мертвая. – Он начинает плыть за мной, и я выбегаю из воды с визгом.
– Ладно, ладно! Перемирие! – кричу я, доставая свое полотенце. – Пора заняться чем–нибудь веселым?
– Чарли Оуэнс хочет прекратить работу и заняться чем–нибудь веселым? – спрашивает Андре.
Я протираю полотенцем волосы. – Случались и более странные вещи. Но на этот раз я веду шоу.
Карие глаза Андре расширяются, но он не может скрыть свою очаровательную улыбку, когда вытирает ноги, его мокрые волосы падают ему на лицо. Я чувствую, как по мне пробегает мелкая дрожь. – Ты собираешься показать мне, что тебе нравится в Честер Фоллс?
Я шевелю бровями. – Нет, я собираюсь показать тебе, что я так люблю за пределами Честер Фоллс.
Андре обдумывает это. – Кажется, это справедливо, – наконец говорит он. – При одном условии.
– И какое же?
Андре жестом показывает на горячий розовый 'Жук'. – На этот раз я поведу.
Первая остановка, куда я направляю Андре, – это старый музыкальный магазин в Нью–Уинсоре, известный своими подлинными реликвиями. Люди постоянно приезжают из Нью–Йорка, чтобы попытаться купить редкий и дешевый винил. Он принадлежит двум старым хиппи, которые пару десятилетий назад обнаружили в амбаре целую корзину кассет Grateful Dead, продали половину из них за тысячи долларов, а на вырученные деньги купили магазин. Но в наши дни в нем работают в основном студенты, поэтому здесь всегда есть хорошее сочетание качественных записей, старых и новых.
Я объясняю Андре все это, добавляя, что он, вероятно, не найдет ничего, о чем слышал, но я могу помочь ему найти то, что ему может понравиться. И, конечно, первое, что он видит, когда входит в дверь, – старый альбом Boyz II Men, что приводит его в неописуемый восторг.
– Я же говорил, что они крутые, – говорит он с триумфом, держа его над головой, как олимпийский трофей.
Андре поворачивает свое тело, протягивая альбом удрученному двадцатилетнему парню за кассой в другом конце зала. – Назовите свою цену, господин!
– У тебя вообще есть проигрыватель? – шепчу я.
– Детали, детали, – говорит он, направляясь к кассе.
Далее мне нужно ехать в Овербрук–Хаус, массивный особняк в федеральном стиле в Стокбридже, который был построен и в котором до конца своих дней жили известная писательница и ее предполагаемый партнер. Высокие деревья тянутся вдоль длинной дороги, приводя нас к порогу особняка. За ним находится каретный дом, достаточно большой и красивый, чтобы в нем могли жить несколько семей.
– Разве это не невероятно? – спрашиваю я Андре, пока мы стоим на большой лужайке и любуемся домом.
– Он просто гигантский, – говорит он. – Представляешь, сколько будет стоить отопление?
– И это твой вывод? – говорю я, слегка толкнув его.
– Я сын своего отца. – Он качает головой. – Не могу поверить, что это так близко от места, где мы живем.
– В Беркшире есть много классных мест, – говорю я ему.
– Что это? – говорит Андре.
Я останавливаюсь. – Что?
Он прижимает ухо, наклоняясь ближе ко мне. – Ты можешь повторить то, что ты только что сказала?
Я закатываю глаза. – Я сказала, что в Беркшире есть много классных мест.
У Андре открылся рот. – Я никогда не думал, что увижу этот день. Подожди, могу я достать свой телефон, чтобы записать это?
– Заткнись, – говорю я, снова толкая его, и на этот раз он ловит оба моих предплечья, немного притягивая меня вперед. Наши глаза встречаются. Я заставляю себя не отводить их, бороться с тем чувством, которое сейчас возникает в моих костях. Но это чувство не проходит.
Андре прочищает горло, и я наконец отстраняюсь, направляясь обратно к машине. – У нас еще одна остановка.
– Пожалуйста, скажи мне, что эта остановка включает в себя еду? – ворчит Андре, следуя за мной.
Я решила оставить лучшую остановку напоследок, и вскоре мы оказываемся на лужайке перед MaCA. Солнце садится, и летняя серия концертов только начинается. Мы берем кусочки пиццы из дровяной печи из местного фургона и садимся на траву, чтобы их съесть. Я не осознавала, насколько я голодна. Это первобытное чувство, как будто каждый кусочек сырного теста заполняет глубокую дыру в моем нутре.
– Это весело, – говорит Андре. – Выбираемся из города.
– Это один из лучших художественных музеев в стране. Я хожу сюда с самого детства.
– И как ты в это попала? – спрашивает Андре. – Здания, я имею в виду. Дизайн и архитектура.
Я собираю несколько цветков с травы рядом со мной и начинаю превращать их в цепочку маргариток.
– Я знаю, что нет ничего необычного в том, чтобы увлекаться старыми домами, но я не могу это объяснить... Я просто чувствую, что моя любовь к ним – это часть моей сущности. Это связано как с их физической красотой, так и с тем, что они собой представляют: время, когда люди гордились мелочами, вместо того чтобы просто купить все в одном месте и выбросить через три года. Когда они строили что–то с надеждой, что это будет существовать вечно. Что–то, чтобы сохранить какое–то наследие. – Я кручу цветок в пальцах, любуясь им. – Я люблю старые дома, потому что каждый из них, на который я смотрю, знал столько людей, семей и историй. Как будто каждая комната – это сцена в фильме. Каждое окно – это объектив в чью–то жизнь. – Я поднимаю глаза, внезапно почувствовав смущение. – Прости. Я слишком много говорю?