— На что же это похоже? говорили они. — Вы портите нам всякое удовольствие; вас ждут целый час. Точно в самом деле мы приехали сюда только для того, чтоб напиться чаю.
Пред отъездом осмотрели еще остатки некоторых храмов, обошли Хефренову пирамиду и подивовались вблизи на голову Сфинкса.
Последняя находится в трех четвертях версты от памятника Хеопса; она так велика что человек, стоя на верхнем краю уха, ниже её темени. Сфинкс высечен из цельной скалы. Аршинах в пятнадцати под землей распростерты его могучие лапы между ними помещалась каменная жаровня для жертвоприношений;
Но время источило Сфинкса, мамелюки изуродовали красивое лицо его, избранное ими мишенью для стрельбы, а хамсины удавили «бога солнечного восхода и жизненных начал», закопав его но шею в песке.
У домика хедива, где ожидали нас извозчики, повторилась сцена известная мне из рассказов. Потные, жадные лица теснились над дверцами экипажей; сотни рук протягивались не то за милостыней, не то с угрозой; когда лошади наконец тронули, живая волна голов с криком и воем хлынула вслед за нами. И долго рядом с колясками, освещенные вечерним солнцем бежали Арабы, дразня нас различною старинною дрянью.
Я между тем делал планы на будущее. В Каире все мной осмотрено, а впереди еще много свободного времени. Куда мне направиться? Давно не видал я северной весны, — задумчивой, белокурой волшебницы с лесным запахом прошлогодних листьев и медовых цветов, в сменяющихся уборах талого снега, фиалок и ландышей; давно не слыхал я голосистого пения её пробуждающихся рощ… Но до неё еще далеко. Теперь другая весна манит меня в свое лоно, — черноокая, страстная, незнакомая мне весна, в ожерельях и запястьях, подернутая золотым загаром, обвеянная ароматом пряных кореньев…. Дыхание полей её бьет мне в лицо и сладко щемит за сердце; шествует она с юга и зовет к себе на встречу, в тот край, где только что зимовала вместе со стрижами и ласточками…
Решено! завтра же еду! вверх по Нилу, к пределам Нубии.
IV
Железная дорога Нильской долины представляет мало удобств для путешественников, желающих осматривать древнеегипетские гробницы и храмы: во-первых, от Каира она доходит пока только до Миние [37]; во-вторых, пассажирские поезда следуют всего один раз в день, и таким образом остановки туриста на промежуточных станциях поневоле должны длиться целые сутки, хотя бы для обзора известного памятника было достаточно двух часов. Поэтому лучше ехать, или точнее идти, по Нилу в частной дагабии или на правительственном пароходе.
Дагабия — собственно несклоняемое дагабиэ — есть прелестнейшее в мире речное судно. Кормовая часть его заключает столовую, ванную и несколько спальных кают, часто самого роскошного убранства; пол их ниже уровня воды, и волны близко подступают к широким окнам-Наверху просторная палуба с тентом, уставленная качалками. складными стульями, карточными и шахматными столиками. Кухонная рубка помещается дальше к носу, у мачты с косым парусом.
Наняв дагабию и подрядив драгомана, который уже со своей стороны договаривает шкипера, команду, повара и вообще принимает на себя хозяйственно-административную часть путешествия, турист отправляется в дальнее странствие. С попутным ветром дагабия подвигается быстро, в штиль и при противном ветре отстаивается. Обыкновенно лишь при таких невольных остановках турист посещает катакомбы и пирамиды или охотится на берегу. Если надоест сидеть на месте, а благоприятного ветра все нет, можно попробовать путешествия на долгих — идти на веслах или тянуться бичевой. Чудные памятники, царственная река, вечно голубое небо, безделье и свобода превращают поездку в прогулку по земному раю.
Путешествие совершают в одиночку и обществом. Общество, по возможности малочисленное, должно состоять из хороших знакомых, еще лучше — из друзей, и во всяком случае из людей покладистых. Но приятнее всего ехать одному с молодою женой…. Говорят, если медовый месяц не истек, — он растянется на все время путешествия, сколько бы оно ни длилось; если же он канул в вечность, то на Ниле для супругов наступить новый, лучший медовый месяц. Генерал Федоров уверяет, что об этом можно справиться в любом египетском календаре.
Дагабия конечно имеет неотразимые чары, но доступна она лишь тем истинным богачам, у которых столько же свободных денег, сколько свободного времени: чтобы побывать на первых порогах, надо истратить три месяца и несколько сот фунтов стерлинг.
На казенных почтовых пароходах, которыми в силу особого соглашения с правительством заведует фирма «Thomas Cook and Son», путешествие обходится значительно дешевле и отбывается гораздо скорее. Поездка до Ассуана и обратно стоить 46 фунтов и длится двадцать дней; поездка до Вади-Хальфы и обратно длится тридцать пять дней и стоить 80 фунтов. За означенные цены путешественники имеют каждый свою каюту, получают стол, пользуются услугами драгомана и советами доктора и делают положенные экскурсии на ослах. Таким образом— в этом и заключается главное преимущество плавания на пароходе — турист избавлен от предварительных договоров и заготовлений, а также ото всяких дальнейших путевых хлопот. Необходимо лишь купить билет да отобрать побольше белья на дорогу: если и есть прачки в среднем и верхнем Египте, то конечно крахмаленый рубашки представляют для них китайскую грамоту.
Вчера после пирамид я обратился за билетом в агентство Фомы Кука и Сына — маленький павильон, близ сада Shepherd’s Hotel, дышащий такою американскою простотой что его скорее примешь за беседку с продажей искусственных минеральных вод; только географические карты по стенам, исчерченные красными дорожками «туров Кука», намекают о важности места. Агент усадил меня, предложил сигару и поделился некоторыми сведениями касательно судоходства по Нилу, между прочим сообщить, что рейсы до Вади-Хальфы делаются лишь с прошлой осени: в июне прибыль воды была так велика, что удалось провести один пароход за первые пороги: это покамест единственный между Ассуаном и Вади-Хальфой: пассажиры, совершающие полный «trip», пересаживаются на него выше Ассуана, объехав пороги сухим путем… Затем уже осведомился о причине, приведшей меня в павильон, и узнав, что я желаю проехаться лишь до Ассуана, похвалил мою умеренность: по его мнению, ехать далее ко вторым порогам и утомительно, и бесполезно: увидишь еще немножко песку, еще немножко Кила, но картины не представят ничего нового…
Когда отсчитанные мною сорок шесть соверенов исчезли в ящике стола, и ключ два раза звонко щелкнул в замке, я, вглядевшись в билет, с грустью заметил, что моя каюта имеет два нумера, — значит и две колки. Предупредительный агент, поняв моя сомнения, ловко выхватил у меня билет из рук и на обратной его стороне одним энергическим росчерком написал: «to be left alone in his cabin». [38] потом занес в книгу мой адрес, крепко потряс мне руку и пожелал счастливого пути: дело мол сделано, к чему же тратить время попусту. Для него я уже числился за нумером и был в некотором смысле багажом. Не то, чтоб он стал невежлив, напротив, — как бы выразиться яснее? — обращение его со мною напоминало обращение добросовестного артельщика с ящиком, на котором значится: «хрупкое». На прощанье я получил в подарок брошюру: Up the Nile by steam, [39] с изображением на заглавном листе чего-то в роде ордена Подвязки, каких-то сплетающихся лент, и с круговою по ним надписью: Europa, America, Asia, Africa, Cook's tours around and about the world. [40]
Отбытие парохода назначено на сегодня, 28 января. Просыпаюсь поздно и чувствую, что совсем болен — так болен, что билет мой должен пропасть даром, я не в силах приподняться. Лом в спине и сильную боль в ногах объясняю себе восхождением на пирамиду; но откуда тяжесть в голове, внутренний жар, гнетущее ощущение некогда еще не испытанного недуга? Состояние напоминает похмелье, в превосходной степени, однако вчера не было ни малейшей попойки. Простуда? Да разве можно простудиться з летнюю погоду, какая стоит эти дни. Я уже ищу причины в заразе, перебираю в уме самые страшные болезни: желтую горячку, оспу, чуму — когда лакей вместе с утренним кофе приносит разрешение загадки: