— Конечно, в новых кибуцах ничего подобного нет. Наш кибуц старейший, так сказать, показательный… Но, надо надеяться, пройдут годы, и там…
Я киваю и вспоминаю анекдот про «показательный ад».
После ужина мы выходим на улицу. Однако вместо обещанных Соломоном Абрамовичем еврейских песен начинается обыкновенный вечер танцев.
— Снова рок-н-ролл!
— Если вам не хочется танцевать, мы покажем вам на свежем воздухе американский кинофильм об интимной жизни Генриха Восьмого, — предупредительно говорит член правления кибуца Зееф Шеффер, — или, хотите, немного побеседуем, я постараюсь ответить на все интересующие вас вопросы.
Мы принимаем это предложение. Соломон Абрамович шепотом сообщает, что Шеффер до последнего времени был депутатом израильского парламента и переехал сюда почти пятьдесят лет назад из России.
Подтянутый и суховатый, Зееф Шеффер похож на старого офицера, надевшего штатский костюм.
— Я очень рад приветствовать вас на земле наших отцов! — церемонно заявляет он, усаживаясь в глубокое соломенное кресло.
На вопросы Шеффер отвечает спокойно, размеренным голосом, терпеливо выслушивая возражения.
— Скажите, господин Шеффер, каким образом ваш кибуц реализует свою продукцию?
— Охотно отвечаю. Все кибуцы, а также индивидуальные фермерские хозяйства — мошавы сдают свою продукцию специальной организации, которая называется «Тнува».
— А что вы получаете за свою продукцию?
— Даю объяснение. За свою продукцию мы получаем определенную сумму денег, которая идет на расширение нашего сельскохозяйственного производства, или же получаем необходимые нам товары.
В отличие от маленького секретаря кибуца «Афиким», который горячился, спешил и вообще напоминал зубрилу-школьника, Шеффер во время беседы больше был похож на уверенного в своих знаниях, снисходительного, но педантичного учителя:
— Повторяю. Вы спрашиваете, сдаем ли мы цельное молоко, которое дают нам наши коровы? Сдаем все до последней капли. Получив от нас молоко, «Тнува» передает его консервной промышленности. Я внес абсолютную ясность или не совсем?
— Какую приблизительно сумму «Тнува» оплачивает вашему кибуцу за молоко?
— Кажется, я вас правильно понял. Отвечаю. За наше молоко мы получаем от «Тнувы» не деньги, а молочный порошок…
— Молочный порошок? — переспрашиваем мы.
— Да, мои уважаемые гости, американский молочный порошок высшего качества. Это совсем неплохая штука. Строя в своем кибуце коммунизм, мы не можем не думать о внешней торговле страны.
— Извините, господин Шеффер… Вы строите коммунизм?
— Вас интересует, какие у меня основания для такого утверждения? Пожалуйста, объясню.
В кибуце полностью ликвидирована частная собственность, даже на одежду. Мы представляем собой свободное объединение, работаем на себя, эксплуататора в кибуце нет!
— А кому, скажите, принадлежат в кибуцах средства производства? Члены объединения купили их на свои деньги?
Самообладание Шеффера заметно истощается. Стараясь быть спокойным, он говорит:
— Попробую дать исчерпывающий ответ. Средства производства в кибуцах приобретены на те деньги, которые мы получили в кредит от наших американских или английских друзей…
— То есть, от ростовщиков? Интересно, на каких условиях?
— Условия бывают разные: от 25 до 30 процентов. Но какое это имеет значение?
— Очень большое, — возражаю я, — вы только что сказали, что в кибуце нет эксплуататора. Это неверно. Он существует: это американский и английский ростовщический капитал. Даже по официальным данным, каждый член кибуца ежедневно вынужден работать три-четыре часа на оплату процентов с этого капитала!
— Я тоже когда-то изучал политическую экономию, — раздраженно говорит Шеффер, — но суть не в этом. Кстати, некоторые кибуцы получают деньги из бюджета развития государства…
— Основной источник которого — также американский! И распределяется этот бюджет под строгим американским контролем. Судя по вашим словам, американские и английские капиталисты добровольно дают деньги на строительство коммунизма в Израиле! Не кажется ли вам это, мягко выражаясь, парадоксальным?
Шеффер встает с кресла и, тяжело дыша, опирается рукой о стену. Его военной выправки как не бывало, снисходительный учительский апломб тоже испарился. В его глазах появляется неприязненный блеск: кажется, сейчас он, как боксер, немного отдохнув у каната ринга, снова бросится на своего противника. Но старая парламентская выучка берет свое: