Однако пора было возвращаться к станции. Еще немного постоял у ворот элеватора, посмотрел на янтарные горы зерна, которые греб, тащил куда-то внутрь со двора транспортер, и повернул обратно. Мне уже было все равно, когда придет этот поезд, так как стало ясно, что в райцентр я приеду, когда не то что автобуса, но и попутной машины может не быть.
Еще издали я увидел выбравшихся на жаркий перрон людей, сонный скверик шевелился, двигался, таял — все потянулись к станции…
Потом я ехал в полупустом вагоне, сумерки мягко окутывали землю, и было немного одиноко и грустно…
Поздним вечером приехал в свой райцентр. Было уже темно. Я сошел с поезда, пересек площадь и мимо давно опустевшей автостанции направился дальше, к центру, где одна из дорог поворачивала в сторону моей деревни. Я не знал, бывают ли в это время здесь попутные машины, но спереди и за мной шли все те, кто приехал сюда этим запоздалым поездом, и я шел вместе с ними. Мы шли по широкой тропе между дорогой и заборами, попадали в яркие квадраты света, что лился из окон, затем исчезали во тьме, чтобы высветиться у следующего дома. Все шли ходко, торопились, — значит, знают, куда идут, значит, будут попутные машины, думал я. Как обычно в таких случаях, мне казалось, что все идут туда же, куда и я шел… Но вскоре я почувствовал впереди себя пустоту: людей не было. Как-то незаметно, один за другим, они сворачивали в переулки, растворялись во тьме. Теперь уже медленно, растерянно я вышел к освещенному фонарями перекрестку, как говорили — на поворот. Но позади меня еще слышны были голоса, еще кто-то шел. И через некоторое время нас, попутчиков, собралось здесь пять человек. Трое были с вещами: муж с женой и, как я позднее понял, их племянница — молодая разбитная бабенка. Еще держалась к ним поближе девушка, вчерашняя школьница — вот и вся ночная компания.
После поезда, после движения не верилось, что мы просидим здесь всю ночь, что не будет никакого транспорта. Еще шли, минуя этот перекресток, люди, спускались вниз, к центральной площади, выбирались на свои повороты, на свои дороги…
Но вот все стихло, наступил двенадцатый час ночи. Мы терпеливо ждали машину, однако надеялись уже скорей друг на друга, чем на то, что она появится. Фонари на столбах освещали перекресток и дорогу к центру, до нас доходил еще слабый свет, но далее вся улица, куда мы должны ехать, была темна, лишь вдали светились редкие огоньки в домах…
Активность проявила племянница; налитая, упругая и энергичная, она, видимо, долго не могла ждать сложа руки. Попутчики мои сидели на скамейке, я примостился в стороне на каком-то камне и краем уха услышал, что у этой племянницы есть тут знакомый парень, который работает в милиции, и если он дежурит сейчас, то, наверно, сможет подбросить их до Чолхова. И она ушла.
Чолхов был отсюда километров десять, на полпути до моей деревни. Все же ближе к дому, подумал я.
Через некоторое время мы услышали звук мотора и насторожились. Машина приближалась. Вскоре из темноты, куда уходила наша улица, вынырнул свет фар. Приближаясь к освещенному перекрестку, шофер погасил фары. И хотя мы уже увидели, что это был молоковоз, к тому же ехал он в противоположную сторону, мы все же в оба смотрели на него, как смотрят заждавшиеся зрители на появление любимого актера. Молоковоз перед нами вдруг взревел и понесся прямо на серое здание тира напротив. Чуть не врезавшись в этот тир, машина сделала на скорости плавный разворот и, обдав нас теплой пылью, остановилась. Все стихло. Наконец открылась дверца кабины, на землю спрыгнул человек, но подходить не стал, топтался на месте. А из-за длинной бочки молоковоза вышел шофер и направился к нам. Издали он весело сказал:
— О-отдыхаем, братцы! Садитесь, я отвезу.
Никто из нас не сдвинулся с места: не на бочке же ехать. А он остановился перед нами и улыбался. Рубаха-парень, грудь расхристана, кепочка на макушке, широкое скуластое лицо.
— Ну, что притихли?! Довезу-у… Вот тебе куда надо? — обратился он ко всем сразу и покачнулся на широко расставленных ногах. Теперь стало ясно, что он пьян.
— Ты сам-то откуда? — глуховатым голосом спокойно спросил его мужчина, не вставая со скамейки.
— Та я с Нового Ропска, — открыто сказал парень.
Эта деревня была далеко отсюда, на северо-западе района, нам же надо было на юг.
— С Нового Ропска… Ну-ну, — неопределенно сказал мой попутчик и замолчал.
— Так кому куда, счас развезу, — еще раз предложил парень. Но, видя, что мы не откликаемся, махнул рукой и возвратился к машине. О чем-то переговорил со своим товарищем, затем оба сели в кабину. Звучно хлопнули дверцы в тишине сонной улицы, молоковоз взревел и понесся в темноту, туда, откуда появился…