Однако если бы он, даже в кабинете, взглянул на Трофимова, который примостился где-то сбоку, у стены, то увидел бы, что тот был спокоен, поглаживал бороду и ничего с ним не происходило, как доказательство того, что и здесь можно оставаться самим собой…
— Как долетели, Матвей Кузьмич, без приключений? — спросил директор.
— Да, — с готовностью кивнул головой Матвей Кузьмич. Даже если бы самолет развалился в воздухе, он все равно ответил бы сейчас то же самое.
— Известное дело, — усмехнулся директор, — зачем к нам приезжают представители Москвы. Редко с добрыми вестями, все в основном по проверкам, по жалобам. Не так ли?
— Так, — выдохнул Матвей Кузьмич, не понимая, что от него хотят. Но этот выдох помог ему овладеть собой; он выпрямился, что в тот же миг почувствовали все.
— Позиция наша ясная, виновных надо наказывать, — уже серьезно сказал директор. — Если мы что-то недоглядели, вы подскажите, мы примем меры. Желаю вам хорошо поработать… Ну и отдохнуть. Вы впервые в наших краях?
— Матвей Кузьмич впервые на Дальнем Востоке, — тут же со своего места сказал Наливайко, преданно глядя на директора.
— Хорошо, — кивнул головой директор. — Край наш богатый, интересный. Я думаю, что товарищи наши расскажут, покажут все, что вас интересует. Потом встретимся, вместе обсудим.
Он умолк. Наступила короткая пауза, и Матвей Кузьмич понял, что встреча окончена. Они все встали, причем директор, вставая неторопливо, подал руку Матвею Кузьмичу, внимательно посмотрел ему в глаза и тотчас опустил голову, глядя уже на какие-то бумаги на столе.
Когда они вышли из приемной, Наливайко оживленно сказал:
— Ну, теперь не грех и пообедать. Замучили мы вас за этот день.
— Ничего, — снисходительно усмехнулся Матвей Кузьмич, вспомнив, как выглядел Наливайко в кабинете директора.
— Тут уж Захар Макарыч прав, — поддержал Трофимов товарища. — Все говорим о богатом крае, о гостеприимстве, а сами вас голодом морим. Бог весть что и подумаете о нас.
— Да еще в Москве расскажете, — подхватил Наливайко.
Матвей Кузьмич шел между ними и только успевал поворачиваться то к одному, то к другому.
Банкетный зал, куда привели Матвея Кузьмича, был большим, но уютным. Все радовало глаз, располагало к отдыху. Было тихо, лишь из магнитофона в углу лилась легкая музыка, которая успокаивала, расслабляла. На весь зал вытянулся общий длинный стол с двумя десятками резных деревянных стульев, ровно приставленных к белой, низко свисающей по обе стороны стола, накрахмаленной скатерти. Неслышно ступая по мягкой дорожке вслед за Наливайко, который деловито устремился куда-то в угол, Матвей Кузьмич оглядывался по сторонам. Большие настенные аквариумы, где, как на объемном экране, зеленел причудливый подводный мир с диковинными рыбами, красивые тонкие океанские раковины, причудливые кораллы на легких полках украшали стены. И эти головастые рыбы с удивленными глазами, и розовые, жемчужно-белые раковины, собранные в разных концах света, напомнили о далеких книжных островах, о какой-то необыкновенной жизни, которая, может быть, где-то есть…