Текла река вдоль тех же самых лугов, и те же холмы высились, но многое исчезло, словно и не нужно было… Что же будет здесь еще через восемь веков? Останутся ли наши истины?..
Мне стало страшно. О чем это я? Все может кончиться сегодня или завтра…
Я вдруг поверил, что мы уже на краю и с каждым днем ближе, ближе… «Неужели это произойдет?» — подумал я.
«Нет, конечно, нет», — успокаивал я себя, и все меньше, слабее верил в это, потому что, наверно, поверить в это может только тот, кому уже незачем жить… Тогда для чего на земле накапливается столько страшных ракет, ведь не для игры?..
А может быть, именно тут-то и ловушка, может быть, надо, чтобы все поверили, ведь если бы вдруг сообщили, что все начнется завтра, то все вышли бы тогда и разрушили стартовые площадки. Но вышли бы?..
Окончательно запутавшись, я словно провалился куда-то, ни о чем уже не думая и ничего не видя перед собой…
Лишь через некоторое время снова встали передо мной леса на холмах, снова я увидел луговые дали с их свежестью и покоем. Наверху ясно светило солнце, и хорошо было в мире. Мой страх быстро таял, да и не могло быть иначе перед этой рекой, лесами, лугом, потому что только они, наверно, спасают нас, исцеляют наши души…
Потом я еще немного побродил по этой высокой и почти отвесной стороне холма, не думая о том, что брожу по княжьему двору, затем повернул обратно, к спуску. Когда вышел на другую сторону, то сразу же увидел кресты и купола монастырские. Огороженный высокой решетчатой изгородью, монастырь был светлым, легким и отсюда, сверху, казался близким. Однако я не скоро добрался к нему по этим спускам и подъемам.
Через калитку вошел во двор. Спасо-Преображенский монастырь, собор строил в восемнадцатом веке Кваренги… Подойдя поближе, я увидел, что собор открыт, но пуст. У входа сидели две старухи, вели неторопливый разговор. Тут же, на кустах сирени, проветривались ряса, чепчик…
— Тебе чего? — заметив меня, спросила старуха. — Хотел бы посмотреть собор.
— Дак службы нет, милый, приходи вечером.
— Не могу, уеду я.
— Ну, уедешь так уедешь. Чего смотреть-то тут, — нервно вмешалась другая, высокая, худая и костлявая.
И по тону, с которым она произнесла это, я понял, что в собор не попаду. Я все же подошел, ожидая окрика, к массивным дверям и, не переступая порог, заглянул внутрь. После солнечного света из большого помещения пахнуло холодным, темным и чужим.
— И чего ходить, чего глядеть? Ходят, бродят и сами не знают, чего хотят, — зашлась худая старуха, и я отошел в сторону.
— Напрасно ты так с человеком, — услышал я слова ее подруги, — никому не заказан храм божий.
— Так я чего, пусть приходит тогда, когда… — Дальше я уже не расслышал, пошел вокруг собора.
Когда вышел за калитку, солнце поднялось в зенит, пора было возвращаться на вокзал…
На вокзале пообедал, нашел скамейку в тени старой липы, стал ждать поезд. Было два часа дня, однако поезд не появлялся. Через полчаса я начал спрашивать, почему задержка. Как обычно, все всё знали и толком никто ничего не знал. Прояснилось одно: формирующийся здесь поезд еще не готов, какая-то неожиданная неисправность. А когда он будет готов, этого не знал даже начальник станции.
Так прошло еще часа два, я заволновался, потому что последний автобус из моего райцентра в деревню отходил тогда, когда прибывал этот поезд, по расписанию. Я мог сегодня домой и не попасть. Но ничего нельзя было поделать, надо было ждать поезда, как ждали его другие, расположившись в тенистом скверике, единственном месте, где можно было спрятаться от жары, от раскалившегося солнца.
Выбрав укромное, тихое место, я прилег под кустом сирени на теплую сухую траву. Закинув руки за голову, смотрел в небо. Расстояние до него скрадывалось огромным пустым пространством… Где-то проехала машина; за станционными путями лениво, без задора кукарекнул петух. Прожужжала над головой пчела, помоталась по зеленому кусту и улетела куда-то. Высоко плыло одинокое светлое облачко, плыло в небе тихо и задумчиво…
Горели в степи костры, пили и веселились, празднуя победу, половецкие сторожа. Ночь была огромная, звездная и вечная… Князь сидел у шатра и видел далекий глухой горизонт, — в той стороне была Русская земля. Там Чернигов, город его детства, Новгород-Северский, Курск… И там сейчас… Князь склонил голову, сжал ее руками. Изредка ветер доносил со степи трупный запах. Уж сколько дней тучи черных птиц кричат, вьются над местом битвы…