Народ отлично помнит,. что делал в этих местах Петр, как он жил и как он относился к крестьянину. Еще граф Сиверс, строитель системы, застал в живых живой памятник времен Петровых. Это был крестьянин Пахом, имевший тогда 115 лет от роду и живший близ деревни Рубежа, неподалеку от соединения нынешнего канала с рекою Вытегрою. Пахом показал Сиверсу и его спутникам то место, на котором при его памяти стоял шалаш, где «Осударь» (так Обонежские крестьяне называют Петра, не упоминая никогда его имени, что иногда ставит в тупик новичка; потом привыкаешь и уясняешь себе, почему народ считает излишним прибавлять к этому званию имя Петр), после десятидневных трудов своих, отдыхал. Седой, как лунь, Пахом передал им свои воспоминания о Петре, Перри и Кормчине, который сопровождал англичанина и помогал ему в его изысканиях. рассказы Пахома о Петре, как и все воспоминания о нем тамошнего народа, исполнены были глубокого благоговения. При каждом произношении имени Царя, старик поднимал глаза к небу, прижимал руку к сердцу, присоединял всегда к титулу «Осударя» эпитет батюшка, или «надежа». «А батюшка-Осударь, говорил Пахом, был роста высокого, всех людей выше целою головою; часто встряхивал он своими черными кудерьками, а пуще, когда случался в раздумьи. Не гнушался он нашего житья-бытья, кушивал нашу хлеб-соль и пожаловал отцу моему серебряный полтинник.» Таких полтинников, а также и чарочек раздарено было Петром в Обонежье множество, так что, путешествуя в этом краю, то и дело приходится слышать: «Так у деда (прадеда) и остался Осударь кушать и пожаловал в ту пору ему эту самую чарочку». Мы сами видели две такие чарочки и между прочим по поводу одной из них слышали рассказ, который прекрасно характеризует Петра,. как человека, и отношения его к народу. «Был этот случай в Вожмосальме у бедного, пребедного мужика народилась дочь; надо малютку крестить, а к горюну никто в кумы нейдет. Проходил Осударь в это время чрез Вожмосальму и узнал, что такая беда с мужиком. Пришел он к бедному мужику и говорит, что будет у него кумом. Только прослышали про такую волю Петрову на погосте, как стали к бедняку бабы самые богатые толкаться, да называться в кумы. «Не хочу я с ними кумиться», говорит Петр, «а розыщи ты мне самую лядящую бабенку, что у вас по погосту христа-ради ходит». Нашел бедняк такую бабу лядащую и покрестил Осударь с ней беднякова младенца. Как покончились крестины, так и говорит Осударь: «а не худо бы куманек и винца теперь выпить!» а у бедняка денег-то ни полушки, а зелена вина ни косушки. «Видно делать нечего», — сказал Царь, — «моя анисовая нынче дела делать будет». Вынул Осударь свою походную баклажку, да чарочку золотую (серебряная вызолоченная), налил ее своей анисовой водкой, всех переподчивал, сам выпил, одарил бедняка деньгами, а чарочку куме подарил на память». Простые отношения Петра к народу не остались забытыми и народ с благоговением произносит его имя.
Перри, по рассказам Пахома, «был тучен и не мог сам ходить по болотам; его носили на жердях, переплетенных ветвинами, а за ним нашивали медное блюдце со сквозными рожками, которое он ставил на распорки, и, прищурясь, одним глазом сматривал по волоскам, натянутым в сквозных рожках; а по тем волоскам велел ставить от места до места шесты и по шестам рубить просеку». Так объяснял столетний старик астролябию, по которой Перри ставил румбы, пролагая линию будущего канала. «За немчиною случалося зачастую мне носить длинное сквозильце, в которое тот сматривал, когда выходил из лесу на высокое или открытое место, и оттуда видел Бог весть как далеко!» Под сквозильцем Пахом разумел зрительную трубу: «Кормчин, говорил старик, был сухощав и часто курил табак; я принашивал ему из своей избы уголь раскуривать трубку. Также, как и немчина, он, ходя по «просеками, сматривал в рожки медного блюдца и в сквозильце». По указанию Пахома, на том месте, где стоял шалаш Петра, воздвигнут был памятник. На Мариинской системе решительно всякий шаг связывается с воспоминанием о Петре; на «беседной горе» тоже показывают место, где отдыхал Петр во время первого своего посещения Вянгинской пристани. Интересно, что народ всех Вытегоров, а за ними и всех жителей присистемья прозвал «камзольниками — камзол Осударев украли». Предание говорит, что некоему Гришке пришло на ум выпросить у Петра его камзол «себе и тем, кто умнее и добрее, на шапки; а шапки мы не только детям, но и правнукам запасем на память о твоей, Осударь, милости». Случай этот в передаче исказился и пошла по Руси приговорка: «Вытегоры-воры камзол Петра I украли».