II
Рассчитывая заехать в Шлиссельбург на могилу скопческого лже-предтечи Александра Ивановича Шилова, я отправился из Петербурга на маленьком пароходе, устройство которого, грязь и мочивший нас всю дорогу дождь весьма много отнимали прелести у «красавицы Невы». В каюте разговоры о ценах на дрова, а также и о том, как следует учить дураков в среде лесопромышленников, частое посещение буфета мужчинами и сонливость дам, которые у нас на Руси вечно ухитряются проспать или вернее проковыряться носом в колени чуть не всю дорогу, все это заставляло невольно покидать каюту и предпочесть дождь. Нева — действительно красавица; берега живописны, в особенности, начиная с Рыбацкой; по правому берегу проходит бечевник, на реке значительное количество барок, пароходов, плотов; пассажиры-лесопромышленники считают долгом всенепременно справиться у мимо идущих на плотах и барках сплавщиков «чья барка? и, услыхав фамилию, тотчас же в поучение остальным профанам-пассажирам прибавляют: «с Свири значится», или «с Сяси» и т. п. Вот замечательные по местоположению Островки, вот Невские пороги, которых дамы пугаются и потому спешат уйти от греха в каюту.
Большая часть судов (унжаки, тихвинки, сомины, соймы) буксируются пароходами, хотя некоторая часть их предпочитает идти лошадьми; раз только привелось увидать настоящих бурлаков (мологжан), которые на своей несокрушимой спине тащат с Мологи хозяйские сомины. Заметно однако, что бурлачество на Неве отживает свой век и скоро мологская мужицкая спина не без пользы будет заменена более быстрым и сильным двигателем. На волоковых лошаденках сидят бабы или девки, редко мальчуганы; отцы, мужья и братья на судне изворачиваются среди луды (подводные небольшие камни). Далее за Шлиссельбургом никогда не встречается мужчина на волоковой лошади — это чисто уже бабье дело, на Свири и на прионежских реках бабы преимущественно рыбачат и перевозничают; на Вознесенской пристани у парохода нет ни одной лодки с гребцом — все гребчихи, крепкие, здоровые ручные мускулы которых поспорят с мускулами наших невских перевозчиков. От Шлиссельбурга по каналам, по Волхову и по Сяси существует даже насмешливое название «сарафанная почта»; почта эта состоит из небольшой крытой лодки (телятник), прикрепленной веревками к тощей лошаденке, а на последней боком, опираясь ногами на оглоблю, сидит возница — баба. Плата бурлаку и бурлачихе неказиста, но и её бы было довольно, если бы бурлак не представлял красного зверя для всех прибрежных жителей, а бурлачиха не имела бы мужа, который не умеет различать её денег от своих собственных. Бурлаку цена от 4 р. 20 к. до 5 рублей и даже до 6 р. (водовой — тот кто ведет барку, нечто в роде десятского над остальными бурлаками; он знает путину как свои пять пальцев, а своего брата бурлака знает еще лучше; он ренегат, а потому и хуже для бурлака, нежели сам хозяин). Коштованье у бурлаков или, что все равно, судовщиков, по большей части общее артельное; расчет бывает по доставке на место, с допущением заборов и даже переборов, которые в особенности выгодны хозяину, и вот почему: есть перебор — значит и на будущий год закабалена спина бурлацкая; русская натура такова, что редко лишь отлынивает от уплаты долга работой. Баба, девка получают от 2 р. 20 до 3 р. в неделю, но на беду с ними вместе путину по большей части совершают их тятеньки, муженьки и братцы, а так как, как я уже сказал, сии последние разности имуществ нс признают, то и выходит на поверку, что дамы работают в пустую, а кавалеры крайне бесцеремонно рассыпают дамскую трудовую копейку по бесчисленному множеству кабаков, которые, как тенета, расставлены охочими до бурлацкой выручки людьми бурлаку на погибель, а себе на пользу. Интереснее всего то обстоятельство, что количество кабаков прямо пропорционально количеству затруднений при плавании рекою; так напр. на Неве их меньше — и кабаков меньше, на Свири их больше и кабаков видимо-невидимо. Сначала меня изумил этот факт, но какой-то словоохотливый купчик разъяснил мне, в чем тут дело, и затем при каждом пороге я первым делом искал глазами кабака, который и находил не вдалеке, тут же у берега. Дело объясняется весьма просто: подошло судно к порогу — надо остановиться, чтобы или приготовиться к спуску самим или приговорить местного лоцмана (это случается редко, большею «частью на судне лоцманует водовой, который не хуже местных жителей знает всякую луду) — отсюда задержка, гулевое время, а следовательно и позыв на выпивку; судно счастливо спустилось через порог, опасность миновала — ну как же тут удержаться от легонькой выпивки, когда «в горле-тоуже свербит с давишней, которая одна-то заскучала». Таким-то образом спускает бурлак или судовщик хозяйское судно, пообтирает свою спину и раскидывает свой заработок по берегам сплавной реки, по тем местам, где скаредный мещанский умишко, обладающий однако полным знанием его бурлацкой натуры, расставил сети на гроши его.