Медведя бьют большею частью зимою в берлогах; полесовщик идет по пороше и выслеживает звериный след по следу и по «сгрызкам», т. е. по тем деревьям, на которых медведь кору глодал. Затем, когда следы прекращаются, «дают круг», чтобы отметить место, занятое зверем от завидущих глаз других охотников. Берлога обыкновенно помещается под пнями и корягами и со всех сторон обкладывается ветвями, так что оставляется только маленькое отверстие. Затем по первому насту полесовщик собирается на промысел, захватив с собою большепульку, рогатину (обжига), несколько кольев и топор повострее.. Собака чует если находит отверстие, вокруг которого всегда снег талый от «пыху» звериного. Полесовщик загораживает чем попало отверстие, а сам вставляет туда дуло винтовки и стреляет наобум. Товарищ (а на медведя ходят по большей части «во товарищах»), расшевеливает медведя кольями, последний лезет вон, и тут-то и должен полесовщик ухитриться попасть ему пулькою между глаз, иначе приходится уже колоть рогатиной, рубить топором и портить вообще шкуру. С лавасов медведей летом не бьют за «линою», да и вообще лавас употребляется только тогда, когда зверь «сронит скотину».
Лисицу бьют больше ночью, когда она отправляется oxoтиться за рыбой, а зимою ловят в капканы и большие пасти. Лось — зверь из редких и бьют его только из винтовок. Оленя выслеживают собака без лая, причем сам охотник бежит зимою на лыжах; весною гоняют оленей собаками до изнеможения и бьют поодиночке. Случается зачастую настигнуть целое стадо, и тогда полесовщик убивает от 5 до 10 штук. Летом ни один обонежанин не согрешит и не убьет оленя, так как это сочлось бы ему за грех в виду того, что летом и шкурка никуда не годится. Выдру выслеживают с лайкой по глубокому снегу на лыжах и загоняют ее в дупло, которое тотчас же сверху затыкается, затем срубают дерево и убивают беднягу, полагавшую, что человек пожалеет рубить для неё целое огромное дерево. Норку ищут в октябре месяце или же застают на дереве и бьют малопулькой. Таким же точно образом добывают осенью горностайку, которая не долго огрызается от мастерицы своего дела лайки и скоро попадает под её острые зубы. Белку начинают бить с октября месяца, когда шерстка её теряет красноватый отлив и делается совершенно серой; охота на нее продолжается до глубокого снега и без лайки не добыл бы полесовщик ни одной белки; только благодаря лайке находит охотник белку и стреляет ее непременно в мордочку и даже в рот. Зайцев наконец бьют по осени из засады; по пороше ходят за ним по следу и бьют с подхода, а зимою ловят кляпцами и колодами, куда забирается он покушать свежих ивовых прутиков и где не разбираючи хватает ивовую симку, которая развивается, роняет на него груз и давит косого так, что бедняга и капнуться не успеет.
Все в Обонежье и Кореле занимаются полесованьем; мальчуга малый и тот норовит утащить отцовскую винтовку и практиковаться на утках и иной небоязливой дичине. В дичи ценится мясо, и только в последнее время бабы стали собирать пух, который потом подкрашивается немного и продается затем нашим барышням в Петербурге по 8 и более рублей за фунт в качестве чистого гагачьего пуха. Года с два тому назад потребовали скупщики гагачьих шкурок, которые теперь и собираются тщательно и продаются копейки по 4 за штуку — это на воротники и муфты идет опять таки барышням. Яйца берут на свой домашний обиход, а в продажу не пускают, да нет на этот товар и охотников. Звериное мясо едят сами, кроме зайца, которого почитают нечистым, да медведя, про которого уверяют, что он оборотень и был когда-то человеком; шкурок не выделывают, потому что на этот счет не мастера и заработок по отделке уступают Каргополам и Вологжанам, которые на этом собаку съели. Как только наступят холода, так и появляются по поселкам «обиралы» или из местных богачей, или же из приезжих прикащиков, которые собирают дичь и шкурки и подряжают подводы или в Шунгу или в Петербург. Цена подводе не великая: за 10 верст полагается подводчику от 25 до 40 к. с воза в 25 пудов; за расстояние от 20 верст до сотни — от 75 к. до 2 р. 50 к., смотря по дороге и ценности товара, а за 200 верст берут до 5 р. Доставка в Петербург обходится по 12-14 р. с подводы и падает на каждую пару рябчиков в количестве 22/5 — 24/5 к. Иногда подводы со шкурами прямо заподряжаются в Каргополь, но чаще всего туда пушной товар идет уже из Шунги с Крещенской ярмарки после подторжья.