Разволновавшись, я забываю «голосовать» и машинально пробегаю несколько сот метров по обочине дороги. Это издевательство не на шутку задело меня — не хватает еще выглядеть жалкой жертвой. Никакая я не жертва. Вполне отвечаю за свои поступки. Глотнув свежего воздуха, Маривон автостопом возвращается к своему мужу. Идет снег, но это невезенье, вначале меня озадачившее, ни в коем случае не лишит меня самообладания.
Подумать только, что он посчитал меня домоседкой!
Я не нарадуюсь на свою плиту. Восторгаюсь стиральной машиной. Целыми часами предаюсь радостной игре со щетками и тряпками. С восторгом вскапываю грядку под лук порей. Обожаю свой семейный очаг с до блеска натертым паркетом и с трудом от него отрываюсь, если никак не могу отделаться от какого-нибудь приглашения на обед. Я такая же клуша, как моя мать.
Нет, я не в восторге ни от встречи у телика, ни от стирки, ни от машинки для стрижки газона. Но он не желает этого понять. Если бы у меня было меньше домашних обязанностей, он не мог бы так смаковать свою свободу. Он предпочитает идти куда-нибудь без меня — это его молодит. Разумеется, если я хочу, я могу его сопровождать. Но ведь недостаточно просто-напросто найти кого-нибудь, кто посидит с ребенком. Нужно заранее подготовиться. Однако игра не стоит свеч, такие спектакли — не мой жанр, и не люблю я поздно ложиться. На прощанье он смотрит на меня неотразимым взглядом Ли Ван Клифа из картины «Возвращение Сабаты». И уходит.
А когда собираюсь уйти я — это целое событие. Есть ли в доме еда? Когда надо укладывать малыша? И в довершение: «А я, что я буду делать в одиночестве?» То же, что и всегда, дорогой, читать или смотреть телик.
Подобные препирательства не вошли у нас в систему, в общем-то мы придерживаемся либерализма: свобода, равенство и прочее. Все же атмосфера в нашем доме тяжелая, паутина мелких жестов и слов опутывает меня и замыкает в клетку.
Я обожаю уходить из дому, сидеть в кафе, часами дискутировать с товарищами, есть в ресторане, быть в курсе всех событий и смотреть хорошие фильмы, которые у нас редко показывают. Театр меня зачаровывает. Длинные прогулки в лесах или по пляжам помогают забыть тяготы рабочей недели. С удовольствием ловила бы рыбу, плавала в бассейне и обегала бы всю долину. Он отлично знал об этом раньше. Раньше чего? Да ничего. Незаметно установившаяся скука подорвала устои нашего супружества. Мало-помалу она завладела гостиной, потом ее липкие пальцы наложили отпечаток на каждый предмет, каждый час. Ее зловонное дыхание отравляет нашу комнату, простыни. Она как бы объедается исподтишка нашей обыденностью, усталостью и разочарованием. Растолстела, раздулась, отяжелела и подло давит на нас своим мерзким телом. А когда мой голубчик измотан, когда заметно, что он угнетен, я оставляю его в покое. Ничего у него не спрашиваю. Удерживаю малыша, чтобы не шумел. «Папа устал, душенька, иди поиграй в другом месте!» Если у него удача, он удаляется, словно холостяк, и уж никак не домашние получают удовольствие от его хорошего настроения. Ложится под утро, а завтра и головную боль, и раздражение будет вымещать на мне.
Надо все изменить. Домашнее животное начнет брыкаться. Я восстану, вместо того чтобы кукситься, дожидаясь его. Ведь на заводе я способна противостоять начальству, поднимать дух у отчаявшихся, защищать свои принципы. А дома что же — сдать все позиции? Весь свой боевой задор оставлять за порогом, а переступив его, молча напяливать личину примерной женушки? Об этом не может быть и речи. Где-то я допустила промашку.
Начинаю битву.
Ноги уже промочила. Поднимаю руку, вкладывая в жест всю свою решимость. Надо прежде всего, чтобы тебя заметили.
Останавливается машина. Удача: ее ведет женщина. Сзади куча детишек.
— Вы едете в Сен-Бриё?
— В Пордик. Это вам подходит?
— Да, это меня все-таки к дому приблизит. Спасибо.
— Садитесь. Извините за беспорядок. С ребятишками не наубираешься, хоть каждый день чисти.
И в самом деле, на полу крошки, следы грязи, конфетные обертки. Поношенные сползающие чехлы не скрывают дыр в обивке сиденья и пятен от грязных пальцев.
— Мама, эта дама кто?
Перепачканная шоколадом девчушка приближает ко мне личико и вглядывается.
— Меня зовут Маривон, а тебя?
Она не удостаивает ответом мою улыбку и беспокойно спрашивает:
— Почему дама едет с нами? Ты, мама, ее знаешь?
Старший брат, семи-восьми лет вступает в разговор:
— Это автостоперка. Ее подобрали, чтоб немножко подвезти, у нее нет машины.
— Значит, она едет не к нам?