Я успокаиваю ее:
— Нет, я не к тебе еду. У меня есть свой дом, в который я возвращаюсь.
Мать извиняется:
— Дети не привыкли. Я никогда не подбираю голосующих. Но когда увидела вас под снегом, подумала, что было бы бесчеловечно не остановиться… и потом, женщина не внушает опасений, ей доверяешь.
— Я тоже предпочитаю садиться к женщине. Я не часто езжу автостопом. Но сейчас все очень неудачно сложилось. Я провела день в Пемполе и потеряла там портмоне. Вот почему не смогла вернуться автобусом.
Девчушка совсем разволновалась:
— У тебя нет машины? И портомоне нет — ты, значит, бедная? — Мы обе смеемся: и ее мать, и я.
Совсем крохотный ребенок высовывает голову из коляски-корытца и таращит на меня глаза.
— Мальчик или девочка?
— Мальчик.
— До чего очаровательный малыш!
Что другое скажешь при подобных обстоятельствах? Впереди еще несколько километров совместной езды, надо как-то поддерживать разговор.
— Сколько ему лет?
— Два дня назад исполнилось пятнадцать месяцев.
— Забавные они в этом возрасте, открывают для себя мир.
Вообще-то они отвратительны — плаксивые, за все хватаются.
— У вас есть дети?
— Да, мальчик четырех лет.
Это нас с тобой, голубушка, не молодит!
Воцаряется молчание. Часы на приборной доске показывают почти пять.
На заводе сейчас давка возле немногочисленных умывальников. Мои товарки, заканчивая рабочий день, хохочут и брызгаются. Чтобы отмыть руки, требуется не менее десяти минут. Некоторые приносят из дому мыло, рукавичку и начинают тереть, прежде чем дойдет их очередь до вытекающей из умывальника тоненькой струйки то холодной воды, то чуть ли не кипятка. «Эта банда подлецов могла бы все же прибавить хоть один умывальник и отрегулировать температуру воды». С годами на подобной работе мозоли твердеют, кожа сморщивается, и пальцы неизбежно деформируются.
«Чего же ты ожидала, старушка, такова жизнь артистки, полная превратностей судьбы!»
Вымыв руки и сходив напоследок в уборную, возвращаемся на свое рабочее место и ждем звонка.
— Последние секунды — самые долгие.
— Черт побери, отстают они, что ли, эти дерьмовые часы!
— Может, звонок испортился. Но не торчать же нам здесь до ночи.
— Идемте, девушки, чего ждать. Дело не в скуке, но дома-то тоже ведь работенка ждет.
— Не дури, шеф стоит посреди цеха и наблюдает за нами своими мерзкими арахисовыми глазами.
— Ну и вредина! Уверена, что уже минуты две шестого.
Срываемся с места всегда за несколько секунд до звонка.
Шеф все испробовал, чтобы призвать нас к порядку. Угрозы, разглагольствования об ответственности, педагогические наставления вроде: «Не ведите себя как дети». Бесполезно: за тридцать секунд до пяти часов никого уже нет.
Я опять вступаю в разговор:
— Вы не работаете? То есть я хотела сказать, вы заняты только своим домом?
— Да, я сижу дома, а вы?
— Нет, я работаю на заводе. Не сегодня, но обычно в это вот время я еще на заводе. Вам нравится сидеть дома и заниматься ребятишками?
— День на день не приходится. С тремя маленькими детьми очень много хлопот. Муж мне совсем не помогает. Подруги у меня нет. Часто бывает скучно. А вам нравится ходить на работу?
— Тоже день на день не приходится.
Завод не может нравиться. Его кое-как терпят. Некоторые не выдерживают и быстро надламываются; молодежь часто сбегает через два-три месяца, а старики старожилы спиваются, алкоголь начисто сжигает им рассудок и здоровье.
Однажды в цехе появилась девица. Ее внешность никак не соответствовала заводу. Она начала работать на монтажном конвейере неподалеку от меня. Волосы у нее были чересчур черные для натуральных, густо положенный на лицо тон придавал коже необычайную матовость, а губы прямо пламенели. Ресницы необыкновенной длины — явно накладные, веки обведены ярко-синей краской. Ногти тоже накладные, густо-вишневые, на щеках цвели розы, а при каждом движении от нее исходил удушающий запах крепких духов, под стать всему остальному.
Красномордые мужчины так и бомбардировали ее взглядами, загоравшимися словно фары, они чуть шеи себе не свернули, разглядывая «принцессу». А у принцессы и округлости там, где надо, довольно объемистые, а ведь питается, наверное, одними грейпфрутами. Для нашего дела у нее кишка тонка, каждую минуту — головокружение. Утром, в восемь часов, она появилась в цехе, затянутая в белый костюм, на облегающей узкой юбке по бокам разрезы. Даже невысокие сапожки на каблуках-шпильках тоже белые. Возмущенные такой наглостью, женщины сразу осудили эту «проститутку». Самые резкие нападки вызвал ее шелковый белый тюрбан, подчеркивающий кукольность лица. «Видала султаншу-распалительницу! Совсем спятила девка, разве пристало работнице так одеваться».