Одежды ее остались незапятнанными, но она покинула завод.
Снег прекратился, но накрыл все кругом. Можно вообразить себе, что ты в горах. Никогда там не бывала, зимний спорт — это чересчур далеко от нас, да и слишком дорого. Утешаемся, проводя конец недели на холмах Аррэ, нашем личном горном массиве, который с трудом достигает 380 метров.
Альпы меня не привлекают, преувеличение во всем, снег, лед — благодарю покорно. Если уж мечтать, я предпочла бы золотые пляжи Багамов, кокосовые пальмы Гонолулу и антильские бугенвиллеи.
Растянувшись на горячем песке, я, как ящерица, греюсь в солнечных лучах, смягчаемых порой легким морским бризом. Времени для меня не существует. Сумерки нескончаемы. Ракушки напевают. Мое умиротворенное тело больше не тяготит меня. Я занята лишь своей внутренней жизнью. Ни спина, ни голова — ничто у меня больше не болит. Я подобна огромной фиге, сушащейся на турецкой террасе, я ничего не значу. Я не уродливее гиппопотама, и никто не купит билет в зоопарке для того, чтобы обозреть меня. Я не работаю, хотя и не имею на это никакого права; ведь сейчас незапланированный ежегодный отпуск. Я живу только во имя своих личных нужд. Я не гибка, но и не статуя, и не дерево. Годы не прибавляют мне значимости, а лишь множат морщины. Средства к существованию я добываю ценой невыносимых физических усилий и ценой нескончаемых часов терпеливого самоотречения. А ведь я так жажду красоты, нежности, покоя и гармонии! Все глубже погружаюсь в свои карамельные мечты.
— Я сворачиваю налево, высадить вас?
Поспешно собираюсь. Мы прибыли в Пордик. Я должна вылезти из машины, расстаться с ее комфортом и продолжить цирковой номер езды автостопом.
— Да, пожалуйста, мне это подходит, большое спасибо, до свидания.
Отсюда мой дом не слишком далеко — километров десять. Я возвращаюсь домой. Мне необходимо вернуться домой. Это не подлежит обсуждению. Если подвернется сочувствующий шофер, через двадцать минут я буду у себя. Слишком скоро, я еще не закончила путешествия. Не насытилась одиночеством. Ничего не пережила. Мои мечтания — всего лишь жалкий самообман. Почему бы не удрать в другую сторону и не начать жить заново. Но надо полагать, сковывающие меня цепи находятся где-то внутри моего существа. Я ничему не научилась и возвращаюсь в свою гавань.
Не буду торопиться. Пойду пешком. Решено. Щиколотки утопают в рассыпчатом снегу. Я намеренно выбираю мучительное возвращение, чтобы продлить мою свободу и искупить ее. Отправляясь в Пемполь, я прекрасно знала, что это только интерлюдия в моей прочно запрограммированной жизни. Простите нас за этот внезапный перерыв… Я причинила себе беспокойство ради того, чтобы в течение суток никто меня не беспокоил. Сладость приятных мгновений улетучивается, возвращается разум, возвращается рассудок. Я пережила временное заблуждение. Но не жалею об этом. Мне было необходимо отклониться от повседневного ритма, расслабиться, заняться самой собой. Я встряхнулась и чувствую облегчение. Рано или поздно отвращение вернется. А уйти я, возможно, уже не смогу. Буду сеять недозволенные мечты в своем потайном саду. До тех пор, пока не разучусь мечтать.
Что это за женщина прется пешком?
Куда ведут ее все убыстряющиеся широкие шаги?
Она спешит к мужу, который поджидает ее в гостиной.
А если с ним что-нибудь случилось? Если без меня произошел какой-нибудь несчастный случай на улице или на работе?
Вдруг он тяжело ранен и одиноко агонизирует в больнице? А что, если вообще умер?
После ночи, проведенной без сна из-за моего отсутствия, он пришел на работу взвинченный и усталый. Забыл проверить предохранительную систему пресса. Руки у него дрожали. Он плохо расположил деталь. Захотел передвинуть ее, наклонился, по оплошности задел локтем пусковое устройство. И вот его голова раздавлена многотонной тяжестью. Ужасающе! Горе пронзает меня насквозь. Я ничто Я вдова. Моего спутника жизни сожрала машина. Я бессильна. Моя любовь принесена в жертву на алтарь производства. Пролетариям ведь нечего терять, кроме своих цепей… Сколько бы мы ими ни потрясали, они не поддаются и душат нас при малейшей возможности.
Глаза мне застят горе, угрызения, гнев.
Его хоронят без цветов и венков. Так он желал. Один из товарищей произносит речь, отдавая последний долг погибшему рабочему, человеку, которого я любила. Я осиротела. Нестерпимо. Семья, друзья оплакивают не меня, другого. Мой мальчуган всхлипывает рядом со мной, не понимая еще, что с ним произошло. Мне здесь нечего больше делать. Уезжаю куда глаза глядят, подальше от сострадания. Я обезумела. Подобный ужас немыслим, это было бы слишком чудовищно.