Пусть моя Бретань не самая красивая и непорочная среди других земель, я безмерно люблю ее, несмотря на все недостатки и скачки климата. Я живу между пляжами и лесами, заводом и маленькими городками, где все знают друг друга. Люблю дома, пропитанные запахом капусты и свинины, которую едят на клеенках, «галеты — сосиски», завернутые в фольгу. Люблю здешних жителей, их не всегда доброжелательное любопытство — ведь они далеки от моды, поглощены своими бедами и, обрабатывая сады, никогда не знают, зальют ли их дожди или иссушит солнце. Но я ненавижу плохое вино, от которого мужчины соловеют. Не переношу тугодумия, замыкающегося в «так положено» и «люди говорят». К климату мне тоже трудно приспособиться — он какой-то размазанный, неустоявшийся, не способный быть по-настоящему теплым, вечно зависящий от ветров и непостоянства приливов.
Сейчас отлив. Автобус останавливается у порта. Я выхожу. Делать мне нечего. Это восхитительно, как запретный плод. У меня нет часов — не важно. Дождь вроде бы перестал. Но небо не прояснилось. Какая разница! Сегодня пусть хоть конец света, все четыре времени года совместились в моем сознании, а тело уже перестало испытывать нетерпение.
До чего по-глупому я завишу от барометра, надо положить этому конец. Я должна взять верх над серостью неба, дождем, туманами, давящими на меня, над опьяняющим ветром. Не буду больше поддаваться им — даю обещание, есть вещи посерьезнее, чем мрачные зимы и холодные весны.
Иду вдоль порта, дыша полной грудью. Чувствую, как йодистые испарения пропитывают весь мой организм. Я уверена, что хорошая прогулка лучше всей той химии, которой я напичкивалась целую неделю. Я это прекратила, и мне полегчало. Беда в том, что страхкасса не оплачивает глоток свежего воздуха. Мало того, это даже воспрещается: ведь выходить из дому можно только в строго ограниченное время. Нелепо, заперев человека в четырех стенах, лечить физическую и моральную усталость. Вчера у меня не было сил пропылесосить комнату, а сейчас я, кажется, могу пройти пешком от Парижа до Бреста.
Разноцветные рыбацкие лодки и плоскодонные баркасы со святыми и девами Мариями на носу тесно прижаты друг к другу. В период бурь некоторые из них гибнут, но драма не выходит за пределы узкого семейного круга, миновали времена общенациональных пожертвований, к которым призывал Пьер Лоти со страниц «Фигаро». Все эти «Жанночки» застрахованы, а вдовы помещают на траурной странице местной газеты «Уэст-Франс» благодарность за полученные соболезнования.
Порт переполнен увеселительными яхтами, они причалены к металлическим понтонам. Задыхающиеся двигатели траулеров с хвостами тралов воняют мазутом, выпускают густой пар, безбожно трещат и мешают портовым спортсменам. Но стоит отчалить, поднять паруса — и ты уже во власти стихии. С наслаждением выслушиваю морскую метеосводку: «Фишер, Доггер и Фладен… Сила ветра от трех до четырех… На море легкое волнение. Юг Бретани… Север Ирландии… Сегодня и в ближайшие сутки безветренно… Антициклон с Азорских островов…» Длинная поэма, полная атмосферных чудес с выверенными до миллиметров центрами циклонов. Мурлыкаю от удовольствия, покачиваясь на легкой летней зыби. Я умиротворенно плыву к Галапагосским островам. Жена и дети оставлены на суше. Я свободен. Я чертовски ловкий, на что угодно способный парень. К черту — не получается! Ведь жена-то и есть я! Женщина не может сбежать куда глаза глядят, она на привязи у мужчины и на непредвиденный случай всегда оставит мужу адрес: «Тереза Попино, до востребования, Гонолулу».