Вдруг раздался пронзительный свист, и, подняв головы, они увидели всадника, летящего к ним во весь опор.
— Это Дасти, — сказал Мэтт, останавливая свою лошадь и дергая Мейбл под уздцы.
— Рад, что нашел вас, хозяин. На северном пастбище лошадь запуталась в колючей проволоке. Она так бесится от боли, что никто не может приблизиться к ней. Она вся порезалась и искололась, раны становятся все хуже. Фарго говорит, что ее нужно пристрелить, потому что спасти ее невозможно, но решение остается за вами.
— Отвези Трейси к Винди.
И он уехал. Он пришпорил лошадь, развернулся и в считанные доли секунды скрылся из вида, ничего не сказав Трейси и даже не взглянув в ее сторону. Он просто сбежал от нее, оставив ее, растерянную, посреди дороги. Она сидела, не моргая, тупо уставившись ему вслед, не понимая, что же произошло. Потом она посмотрела на Дасти так, как будто видела его первый раз в жизни.
— Мадам, я провожу вас домой, — сказал Дасти.
— Что? О да, конечно. Мэтт поехал к… лошади?
— Да, мадам. Бедняга попала в переплет. Вот уж поистине беда. Нужно помочь лошади выбраться.
— Но, если вы все знали об этом, почему же вы не…?
— Мэтт — хозяин, мадам. Мы не можем уничтожить ценного представителя породы без ведома Мэтта. Мэтт говорит нам, что нужно делать, а мы только выполняем приказы.
— По всем вопросам, — тихо сказала Трейси.
— Да, мадам. Он знает каждый дюйм земли здесь и что на ней происходит. Ничего не случается без того, чтобы он не знал об этом. Так и должно быть. Он…
— Хозяин.
— Да, — засмеялся Дасти. — Он хозяин все двадцать четыре часа в сутки.
— Что совсем не оставляет ему времени для своих личных дел.
— Это ранчо очень большое, мадам. Готовы вы ехать домой?
— Да. Я готова… ехать.
Трейси с трудом смогла бы вспомнить дорогу домой. Дасти снял ее с Мейбл, приподнял шляпу, вспрыгнул на седло и ускакал, поднимая за собой облако пыли.
Винди посмотрел на бледное, грустное лицо Трейси и ничего не сказал. Он немного постоял, чтобы убедиться, что Трейси не собирается обсуждать с ним то, что ее волновало. Она повернулась и пошла к дому тяжелыми, шаркающими шагами. К счастью, Элси не было на кухне, и Трейси поспешила к себе в комнату, закрыла дверь и бросилась на кровать.
Слезы хлынули ручьем. Рыдания сотрясали ее тело и выматывали ее душу. Она так больше не могла. «Рокочущее «Р»» вновь вырвало Мэтта из ее объятий и на этот раз навсегда. Битва закончилась, эта земля победила.
Трейси не сомневалась, что Мэтт любит ее, но на ранчо он будет один, без нее. И она, в свою очередь, будет такой одинокой, что не сможет оставаться одна. Умный набор диких фраз, констатация ужасной реальности.
Итак, что теперь? Может быть, сбежать, оставив залитую слезами записку, в которой еще раз объявить ему о своей любви, но в то же время объяснить, что жизнь вместе просто невозможна? Нет, это трусливо и недостойно.
Она еще раз попытается объяснить все Мэтту в спокойной и вежливой манере. Он же будет рвать и метать, объясняя ей, что она так и не дала ему шанса доказать, что они могли быть счастливы на ранчо. Он попросит ее задержаться, пока она не закончит задание, и не избегать его в те часы, которые он оставит для доказательства своей преданности ей. Эти сильные руки найдут ее, эти чувственные губы будут целовать ее, и она вновь отдастся его желаниям. Она опять забудет обо всем и будет любить его преданно и самозабвенно.
Трейси заставила себя встать с кровати и выглянула в окно. Она металась и не знала, что делать. Логическое решение — покинуть это место как можно быстрее. Любящая же ее душа хотела остаться до последнего момента и насладиться каждой оставшейся драгоценной секундой с Мэттом. Что же более справедливо по отношению к нему? Ничего. Он хотел, чтобы она осталась здесь навсегда, и боль его не уменьшится, если она покинет его под благовидным предлогом.
Она не могла прийти ни к какому решению. Наконец, решила все делать последовательно. Сегодня вечером будет вечеринка с танцами, и она пойдет на нее с Мэттом и вдоволь повеселится. Она скажет Мэтту о своем решении вернуться в Детройт после того, как выполнит редакционное задание. Она сделает это позже, когда будет в силах взять себя в руки и не валяться у него в ногах, задыхаясь от рыданий, не в силах произнести членораздельных звуков. Пока он ничего не должен подозревать, не должен чувствовать ни малейшего изменения ее настроения. Она будет принимать его в своей постели, а плакать будет в часы одиночества. У нее было достаточно сил, чтобы разбить его сердце, но эта мысль была ей ненавистна. Мэтт разрешил ей войти внутрь своей души, снял все перегородки, отделявшие их, а она предаст его?