сквозь волны в моря в запустенье
гальки прибрежной где наши баркасы
наше единственное богатство
и ты подсчитываешь засыпая
наше законное достоянье
наши тела.
«— пишу тебе…» (23)
Перевод А. Ревича
— пишу тебе из этой зимней страны
где птицы сошли с ума
чтоб свихнулся тот кем стал я сегодня
с этой землей ты связала меня
а у нас обожженные травы и воды
а здесь Южный Крест не укажет пути
— из этого зимнего города я пишу
ведь птицы сошли с ума
они одолели тревогу
и завели предсмертную песнь
наши руки уже неспособны изобрести огонь очага
остров шагает по каждой из наших улиц
плотью моей защищенной гневом ведомый моим
а я добровольно ушел
я рвался увидеть похожа ли ты на себя
— пишу тебе из этой комнаты зимней
птицы сошли с ума
всю ночь их продрогшие крылья стучали
в неприкрытые окна наших тел обнаженных
и вот в каждом звуке мы умираем
в каждой израненной птице!
МАЛАВИ
ДЭВИД РУБАДИРИ [158]
Таково было время:
Днем — жара,
Ночью — холод
И, конечно, москиты.
Таково было время,
А цель была — королевство.
Редкая цепь усталых носильщиков,
Покрытых живописным отрепьем;
На бритых головах громоздятся
Разбитые сундуки.
Нрав у них веселый и пылкий,
Свирепое и палящее солнце
Поднимает их дух,
Губит их надежды,
Каждый день потогонный им тела иссушает,
А на привалах
Мухи вцепляются в их пропотевшие спины.
Так они шли,
А жара еще только начиналась.
Каждый день падал измученный пони,
Его бросали на равнине хищникам;
Каждый день валился тощий, как скелет, человек,
Его бросали на равнине масаям
[161];
Но все продолжали тащиться
Во главе с вождем, одетым в хаки;
Он их вдохновлял, он вселял в них надежду.
Затем наступил голодный переход,
Голодный и знойный.
Нил и Ньянца,
Как два близнеца,
Голубели среди зеленого края.
Люди запели и запрыгали,
Как молодые газели у заводи.
Сердца бьются чаще,
Ноша кажется легче,
Если стертых ног коснулась
Водяная прохлада.
А когда засветились костры Мутесы,
Перестали бояться голодных гиен,
Стали хвалиться своими подвигами.
Теперь вместо палящей жары
Будут песни, смех и танцы.
За банановой рощей виднеется деревня,
Сквозь тростник изгороди глядят дети.
Так они были приняты.
Ни женщин, поющих приветствия,
Ни барабанов в честь белого посла;
Только молчаливые кивки нескольких стариков
И раскат барабана,
Чтоб собрать весь двор Мутесы,
Потому что деревня не доверяла.
Тростниковые ворота распахнуты,
Молчанье,
Но молчанье на мгновенье —
Молчанье, когда принимают решенье.
Выступает высокий черный король,
Он возвышается над худым бородатым белым
И, схватив тощую белую руку,
Понижает голос до шепота:
«Мту Мвеупе карибу» —
«Добро пожаловать, белый».
Ворота из полированного тростника закрываются.
И Запад впущен.
Африканское бдение
Перевод Б. Слуцкого
Вечер уже вызолотил дальние холмы,
Когда я пробираюсь по извилистой тропинке,
Чтобы повстречаться с ней,
Моей черной возлюбленной.
Она наполняет у заводи
Последний за день кувшин.
Огибая знакомые заросли,
Я уверен, что найду ее там,
Как всегда находил с тех пор,
Когда мы были вместе впервые.
Останавливаюсь и жду;
Сначала показывается горло кувшина,
Потом нагие смуглые плечи,
Стройная шея,
Окаймленная бусами
Цвета закатного зарева.
Черные глаза поворачиваются ко мне,
И — молниеносная тень улыбки.
Вот и все, что она говорит,
Вот и все, что хочу услышать.
Посторонилась, дала мне пройти;
Когда бочком я прохожу мимо,
Наши глаза встречаются,
И бесконечное мгновенье
Мы понимающе глядим друг на друга.
«Завтра в это же время?» — говорит мой взгляд.
А ее: «Я не опоздаю».
Черный работяга в Ливерпуле
Перевод Б. Слуцкого
Я прошел мимо него,
Слоняющегося на задворках,
Сутулого, напряженного, измученного,
Понурившего голову.
То была черная тень
Среди черных теней.
Я всмотрелся;
Наши взоры встретились,
Но на его темном негритянском лице —
Ни веселой улыбки,
Ни надежды,
Ни сулящего надежду желания.
Взгляд
Вспыхнул и погас,
Пронзая безразличие толпы,
Страстно ища
Лицо,
В котором мелькнет понимание.
Он,
Черный ливерпульский работяга,
Покинул отчизну
С надеждой
Обрести себя
В стране свободных.
Но разве солнце,
Приветствовавшее его рожденье,
Сияет и сейчас?
Во всяком случае, не здесь —
Здесь вся его надежда на лопату,
Здесь его удел — смиренье.
вернуться
158
Джеймс Дэвид Рубадириродился в 1930 году в Ньясаленде. Выпускник колледжа Макерере. За борьбу против колониального режима несколько раз подвергался тюремному заключению. Затем поступил учиться в Королевский колледж Кембриджского университета. По возвращении на родину работал преподавателем. Все стихи переведены впервые, из сборника «Poetry from Africa».
вернуться
159