...Вот она-с хрустальным звоном,
Переполнила надежды,
Светлым кругом обвела...
...Это-легкий образ рая,
Это-милая твоя...
В стихах "На поле Куликовом" - небесная Возлюбленная, Божия Мать охраняет спящих воинов:
...Перед Лоном темным и зловещим,
Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
В крике лебедей.
И когда, на утро, тучей черной
Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда...
Но уже давно Возлюбленная - Родина приняла в поэзии Блока другие черты. Он подсмотрел в ней то буйное, хаотическое, восторженно-страстное, хмельное, что виделось ему одновременно в чертах Фаины или Кармен. Уже в стихах "На поле Куликовом" появляются эти новые мотивы:
...Наш путь- степной, наш путь
в тоске безбрежной,
В твоей тоске, о Русь!
И даже мглы- ночной и зарубежной
Я не боюсь...
...Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...
И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови...
...Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
Как отречение вполне сознательное от юношеской славянофильской мечты о России, как о богоизбранной невесте, благочестивой деве ("Святая Русь" звучат слова поэта в стихотворении "Новая Америка":
...Там прикинешься ты богомольной,
Там старушкой прикинешься ты,
Глас молитвенный, звон колокольный
За крестами-кресты да кресты...
Только ладан твой, синий и, росный
Просквозит мне порою иным...
Нет, не старческий лик и не постный
Под московским платочном цветным!..
Сквозь земные поклоны, да свечи,
Ектеньи, ектеньи, ектеньи
Шопотливые тихие речи,
Запылавшие щеки твои...
Как пророчество о будущем. появляется теперь этот новый образ Возлюбленной - России: "пьяная Русь" ("буду слушать голос Руси пьяной, отдыхать под крышей кабака", "розовая, родная страна", "разбойная краса":
...Тебя жалеть я не умею,
И крест свой бережно несу...,
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет,
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты...
В этой последовательности образов стоит поэма "Двенадцать", посвященная, октябрьской революции. В партийных спорах наших дней эта поэма слишком часто цитировалось: одни поспешили причислить автора к своим, другие.- грозили ему отлучением, как отступнику. Между, тем поэма "Двенадцать" дает лишь; последовательное завершение самых существенных элементов творчества Блока. С политикой, партийными программами, боевыми идеями и т. д. она, как и все творчество поэта, не имеет никаких точек соприкосновения; ее проблема-не политическая, а религиозно нравственная, - и в значительной степени индивидуальная, не общественная, и только с религиозной точки зрения можно произнести суд над творческим замыслом поэта. И здесь, как это ни покается странным на первый взгляд, речь идет прежде всего не о политической системе, а о спасении души - во-первых, красногвардейца Петрухи, так неожиданно поставленного поэтом в художественный центр событий поэмы, затем-одиннадцати товарищей его, наконец, - многих тысяч им подобных, всей бунтарской России-ее "необъятных просторов", ее "разбойной красы".
Конечно, "старый мир", и его представители, "товарищ-поп", "писатель-вития", "барышня в каракуле" и "буржуй, как пес, голодный", не пользуются художественной симпатией автора. В этом сказывается его духовный максимализм, стихийное отрицание сложившегося, окаменевшего бытового уклада частной и общественной жизни, та жажда безмерного и безусловного, о которой мы говорили выше. Напомним стихи 1908 года, обращенные поэтом к читателю:
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцой,
А вот у поэта-всемирный запой,
И мало ему конституций!
Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала,
Я верю: то Бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала!
Конечно, он сумел подслушать в революции какие то новье ритмы еще ненаписанной марсельезы:
Гуляет ветер, порхает снег,
Идут двенадцать человек.
Винтовок черные ремни,
Кругом-огни, огни, огни...
...Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!..
Но породнила его с революцией вовсе не какая-нибудь определенная система политических и социальных идеи, а та стихия народного бунта "с Богом или против Бога", в которой Блок ощутил нечто глубоко родственное своему собственному духовному максимализму, религиозному бунту, "попиранью заветных святынь".
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Эх. эх, без креста!...
Вот почему в "Двенадцати" существенно именно то, насколько органически вырастает это поэма из всего поэтического опыта Блока, из тех художественных постижений и символов, в которых раскрылось ему религиозная трагедия его собственной жизни. Снежная мятель, веянием которой он окружил свою поэму, звучала ему гораздо раньше в стихах о снежной вьюге, о снежной любви и Снежной Леве и стала привычным "ландшафтом души" в пору ее мистических восторгов и падений; и даже в "Стихах о России" уже намечено дальнейшее развитие этой художественной темь: "Где буйно заметает вьюга до крыши утлое жилье", "Так стоишь под мятелицей дикой, роковая, родная страна". Быть может, не случайно и это совпадение образов с эпиграфом из пушкинских "Бесов", который предпослан Достоевским его роману на ту же тему. Любовь красноармейца Петрухи к проститутке Кате, внезапно вырастающая до размеров центрального события "политической" поэмы, рассказана еще прежде в его цыганских стихах. Это-духовный максимализм в любви, который описал Достоевский словами Димитрия Карамазова о Грушеньке ("у Грушеньки, шельмы, есть такой один изгиб тела...", и который увлекает нас в любовной лирике III тома:
Ох, товарищи, родные,
Эту девку я любил...
Ночки черные, хмельные
С этой девкой проводил...
Из-за удали бедовой
В огневых ее очах,
Из-за родинки пунцовой
Возле правого плеча,
Загубил я, бестолковый,
Загубил я сгоряча... ах!
Наконец, покрывающее победные мотивы народного бунта настроение без исходной тоски, пустоты и, бесцельности жизни, тяжелого похмелья, "ацедии", также знакомо нам из стихов III книги, и здесь играет существенную роль, как религиозное отчаяние, которое следует за опьянением религиозного бунта:
Ох ты горе-горькое
Скука скучная
Смертная!
Уж я времечко
Проведу, проведу...
Уж я темечко
Почешу, почешу...
Уж я семечки
Полущу, полущу...
Уж я ножичком
Полосну, полосну.....
...Упокой, Господи, душу рабы
твоея...
Скучно!
Погрузившись в родную ему стихию народного восстания, Блок подслушал ее песни, подсмотрел ее образы, родственные его собственным настроениям, как человека из народа,-но не скрыл их трагических противоречий, как и в своей судьбе не умолчал о разорванности, запутанности безысходности страдания,- и "с дал никакого решения, не наметил никакого выхода: в этом-его правдивость перед собой и своими современниками, мы сказали бы: в этом его заслуга, как поэта революции (не как поэта-революционера. В этом смысле "Скифы" гораздо дальше отстоят от первичного и подлинного творческого переживания, гораздо рациональнее и тенденциознее, а "Россия и интеллигенция" находятся не самой периферии творческого постижения событий и так же условны, как любой коментарий со стороны, в отчетливых и отвлеченных логических понятиях пытающийся приблизиться к подлинному и насыщенному жизнию видению поэта.