Такая обширная выписка из письма Парни казалась нам необходимой: сам автор неизменно - с 1782 года - включал это письмо во все собрания своих сочинений, завершая им даже сборники элегий. Между тем французские критики и историки литературы обычно его игнорируют: даже упомянутый выше Анри Потез проходит мимо этого важнейшего документа: он помешал бы его концепции Парни - элегического поэта. А ведь теперь, когда стала ясной тираноборческая, революционная настроенность Парни, нас уже не удивит, что, оказавшись снова во Франции, он сразу же, в 1777 году, сочинил и пустил по рукам стихотворное "Послание к бостонским мятежникам" ("Une Epitre aux Insurgents de Boston"); первый биограф Парни, Тиссо, замечает, что "оно принесло бы ему честь оказаться в стенах Бастилии, если бы власти заподозрили в нем автора". {OEuvres inedites d'Evariste Parny precedees d'une notice sur sa vie et ses ouvrages par M. P.-F. Tissot. Bruxelles, 1827, p. VIII.} В этом "Послании" Парни с иронией обращается к американским повстанцам - "господам из Бостона", которые почему-то, живя в наш век, осмеливаются нарушать всемирную гармонию и "делают вид, что они - люди". Далее цитирую отрывки из этого послания в подстрочном переводе:
"Говорят, что вы не раз отказывались читать любовные записки, которые вам изволил адресовать Георг III. Вот и видно, бедные мои друзья, что вы никогда не учились европейской учтивости и что из воздуха Парижа вы не впитали той христианской терпимости, цену которой вы не знаете. . . Прошу вас, давайте порассуждаем! Почему же вы имеете большее право, чем мы, на благословенную свободу, к которой вы так стремитесь? Безжалостная тирания господствует повсюду в покорном мире, - под разными именами это чудовище раздавило порабощенную Европу; а вы, несправедливый и мятежный народ, не знающий ни папы, ни королей, ни королев, вы не хотите плясать под звон цепей, отягощающих людской род? Нарушая прекрасное равновесие, царящее во вселенной, вы имели бы дерзость вкушать свободу под носом у всего мира?". Стихотворение кончается не менее ироническим обращением к англичанам: "Европа взывает к мести: к оружию, герои Альбиона! В Бостоне воскресает Рим; задушите его в младенчестве. Разбейте колыбель рождающейся Свободы, внушающей такой страх: пусть она умрет, и пусть имя ее, которого почти и не слыхали наши внуки, станет для них пустым звуком, да и само ее существование - сомнительным". {OEuvres choisies de Parny, pp. 321-323.}
Так откликнулся начинающий Парни на американскую революцию; к тому, чтобы с такой страстью поддержать ее, он был подготовлен и вольнолюбивым "Орденом Казармы", и наблюдениями над жизнью французской колонии в Тихом океане. Через десять лет, в самый канун революции, возвратясь во Францию после второй поездки на о. Бурбон, Парни, уже прославившийся поэт, опубликовал цикл "Мадагаскарских песен" (1787), в которых еще раз отозвался на судьбу несчастных негров, порабощенных французами. В небольшом "Предуведомлении" он сообщал читателю: "Остров Мадагаскар разделен на бесчисленное множество маленьких государств, которыми управляют столь же бесчисленные царьки. Все эти царьки всегда воюют друг с другом, и цель этих войн - пленные, которых продают европейцам. Так что без нас этот народ жил бы тихо и счастливо. В нем соединяются умелость и ум. Он добр и гостеприимен". {Ibid., p. 429.}
Парни говорит о патриархальных нравах туземцев, любящих музыку и пляски, и заканчивает: "Я собрал и перевел несколько песен, которые могут дать представление о их обычаях и нравах. Стихов у них нет; их поэзия - это изящная проза; их напевы просты, нежны и всегда печальны". {Ibid., p. 430.} Трудно сказать, действительно ли Парни "собрал и перевел" песни мадагаскарских негров - может быть, это умелая мистификация, осуществленная по примеру шотландского учителя Джеймса Макферсона, который незадолго до того, в 1762 году, опубликовал столь любимые Парни эпические поэмы Оссиана, - как раз в 1775 году Сэмюэль Джонсон выразил сомнение в подлинности Оссиановых оригиналов и была создана комиссия по проверке текстов Макферсона. Так что если Парни и решился на подделку, то у него был уже знаменитый предшественник. Но, видимо, Парни не слишком смущался вопросом о подлинности Оссиана: он написал в подражание ему поэму "Иснель и Аслега" в 1802 году, когда спор о подделке был в полном разгаре. Парни увлекался и своеобразием нравов первобытного народа, в этом смысле он включался в общее движение предромантизма, ведшего борьбу с классицистической абстрактностью и, так сказать, греко- и латиноцентризмом; кроме того, Парни пользовался возможностью приобщить французского читателя к судьбе угнетенных негров, о которых он с таким проникновенным состраданием рассказывал в письме к Бертену. Здесь, в "Мадагаскарских песнях", важнейшие положения этого письма получали живое подтверждение. Так, в песне V говорится:
"Остерегайтесь белых, обитатели побережья! Во времена наших отцов
белые высадились на этом острове; им сказали: вот земли; пусть ваши
женщины возделывают их. Будьте справедливы, будьте добры и будьте нам
братьями.
Белые обещали, а между тем стали сооружать укрепления. Поднялся
угрожающий форт; медные рты затаили гром; их священники захотели дать
нам бога, которого мы не знали; наконец, они заговорили о покорности и
рабстве: лучше смерть! Резня была долгой и страшной; но, хотя они и
изрыгали молнию, уничтожавшую целые дружины, все они были истреблены.
Остерегайтесь белых.
Мы видели, как новые тираны, более сильные и более
многочисленные, водрузили знамя свое на побережье: за нас сражалось
небо; оно обрушило на них дожди, бури и ядовитые ветры. Их более нет,
а мы живем, и живем свободными. Остерегайтесь белых, жители
побережья!"
Парни, таким образом, продолжал вести бой в защиту негров, теперь выступая от их имени, заставляя читателя заглянуть в душу тех людей, которых французские колонизаторы за людей не считали. "Мадагаскарские песни" полны истинного гуманизма. Это, можно сказать не только о бунтарских песнях вроде приведенной пятой, но и о тех, где от лица негров поется о любви, радостях или горе столь чуждого европейцам африканского племени. В русской литературе особую известность приобрела песня VIII - благодаря переводу К. Батюшкова, исполненному в стихах (1811). Это - монолог царя, обращенный к его женам:
...Приближьтесь, жены, и руками
Сплетяся дружно в легкий круг,
Протяжно, тихими словами
Царя возвеселите слух!
. . . . . . . . . . . . . . . .
Да тихи, медленны и страстны
Телодвиженья будут вновь.
Да всюду с чувствами согласны
Являют негу и любовь.
Но ветр весенний повевает,
Уж светлый месяц над рекой,
И нас у кущи ожидает
Постель из листьев и покой.
"Мадагаскарские песни" были созданы уже знаменитым поэтом. {См. первый их русский перевод, исполненный П. А. Пельским и опубликованный в его кн.: "Мое кое-что" (М., 1803). Сопоставление перевода К. Батюшкова "Источник" с оригиналом, "мадагаскарской песней" Парни "Le torrent" - в содержательной статье В. Н. Топорова (в кн.: Семиотика. Труды по знаковым системам, т. 4, Изд. Тартуск. унив., 1969).} Слава пришла к Парни очень скоро, почти сразу после опубликования им анонимного "Послания к бостонским мятежникам". В 1778 году он издал на о. Бурбон "Любовные стихотворения" (Poesies erotiques, par M. le Chevalier de Parny), которые приобрели широкую известность во Франции, доставив их автору имя первого лирического поэта.
"Любовные стихотворения" посвящены возлюбленной поэта, носящей условное имя Элеонора. Ее прообразом была юная "белокурая креолка" Эстер Труссайль, которую Парни обучал музыке в 1775 году на о. Бурбон и жениться на которой ему помешала семья, не желавшая потворствовать столь неравному браку - Эстер не была дворянкой. В 1777 году Эстер вышла замуж за врача, некоего Канарделя, и. кажется, забыла о страстном воздыхателе. Тогда-то, в 1778 году, Парни и напечатал свои стихотворения о любви - первые три книги "Элегий"; четвертую, самую известную, он присоединил к сборнику в 1781 году. В первом издании, кроме Элеоноры, фигурировали еще две девы, Эвфросиния и Аглая, с которыми поэт утешался после любовных неудач. В издании 1781 года их обеих нет, - осталась одна Элеонора. Парни, видимо, уступил вкусам сентиментальной публики. Он и вообще шел постепенно ей навстречу. Так, в позднейших изданиях исчезло упоминание возраста возлюбленной - поначалу ей было... тринадцать лет. В позднейших изданиях стихотворение "Ложный страх" лишилось своей первоначально весьма откровенной мотивировки: