Полвека спустя Андре Морелле, один из философствующих молодых аббатов, собиравшихся вокруг Сигорня, еще хранил в памяти этот эпизод и даже одно из связанных с ним стихотворений. Морелле написал в своих мемуарах, что это стихотворение было сочинено другом Сигорня, неким аббатом Боном. Сигорнь отказывался говорить, чтобы спасти Бона и, возможно, некоторых студентов, которые находились под его влиянием. Один из них, Анне Робер Жак Тюрго, был близким другом Морелле и таким же студентом, готовящимся к церковной карьере. Тюрго попал под чары красноречивого ньютонианизма Сигорня в Коллеж Дю Плесси и тоже подружился с Боном; так что он тоже мог попасть в Бастилию, если бы Сигорнь заговорил. Вскоре после «дела Четырнадцати» Тюрго решил избрать административную карьеру; двадцать пять лет спустя он стал генеральным контролером финансов при Людовике XVI и выступил за то, чтобы сделать Сигорня настоятелем монастыря[21].
В студенческие годы у Морелле и Тюрго был еще один общий друг, шестью годами старше их и философствовавший куда смелее Сигорня: Дени Дидро. Они внесли свой вклад в «Энциклопедию» Дидро, которая должна была быть издана в разгар «дела Четырнадцати». Но издание было отложено, так как Дидро тоже исчез в тюрьме Шато де Венсен 24 июля 1749 года, через восемь дней после того, как Сигорнь попал в Бастилию. Дидро не писал вызывающих стихов о короле, зато написал антирелигиозный трактат «Письмо слепых в назидание зрячим», который пересекся со стихотворениями в ходе их распространения. № 5 было продиктовано Сигорнем Гийару и послано Гийаром Аллеру вложенным в «книгу, озаглавленную “Письмо слепых”»[22]. Продиктованные студентам-философам ведущим экспертом по Ньютону, стихи передавались вместе с антирелигиозным трактатом главного Энциклопедиста. Морелле, Тюрго, Сигорнь, Дидро, «Энциклопедия», «Письмо слепых», закон обратных квадратов и сексуальная жизнь Людовика XV беспорядочно переплетались друг с другом в каналах связи Парижа XVIII века.
Значит ли это, что город был заминирован и готов взорваться? Конечно нет. Ни в одном досье нельзя уловить запах зарождающейся революции. Аромат Просвещения – да; намек на идеологическую неприязнь – безусловно; но никакой угрозы государству. Полиция часто арестовывала парижан, которые открыто оскорбляли короля. Но в этом случае они устроили облаву по всем коллежам и кафе Парижа; и когда они поймали какое-то количество молодых аббатов и юристов, то обрушились на них со всей силой абсолютной власти короля. Зачем? Чтобы задать вопрос, который Эрвинг Гоффман, судя по рассказам, считал начальным пунктом всех исследований в науке: «Что происходит?»
Операция кажется особенно загадочной, если обратить внимание на то, как ее проводили. Инициатива шла от самого могущественного человека во французском правительстве – графа д’Аржансона, так что полиция выполняла приказ с величайшим тщанием и соблюдая секретность. После кропотливых приготовлений они хватали одного подозреваемого за другим, и их жертвы исчезали в Бастилии, лишенные всякой связи с внешним миром. Проходили дни прежде, чем их друзья и родственники узнавали, что с ними случилось. Глава Коллеж де Наварр, где учились два подозреваемых студента, писал отчаянные письма генерал-лейтенанту, спрашивая, не находила ли полиция их тела. Это были примерные студенты, неспособные на преступление, он настоятельно просил: «Если вам известно что-то об их судьбе, во имя Бога, скажите, живы они или мертвы. Из-за этой неясности мое положение еще хуже, чем у них. Их уважаемые друзья и родственники спрашивают меня каждый час о том, что с ними случилось»[23].
Такая скрытность позволяла полиции следовать по цепочке, не спугнув автора. Как и в случае с Бони, они использовали разные ухищрения, чтобы заманить подозреваемых в экипаж и мгновенно умчать их в Бастилию. Обычно они давали жертве пакет и говорили, что его передает человек в экипаже, желающий обсудить с ними некое дело. Никто из подозреваемых не смог устоять против искушения любопытством. И все они бесследно исчезли с улиц Парижа. Полицейские превозносили свой профессионализм в отчетах д’Аржансону, а он поздравлял их с успехами. После первого ареста он приказал Беррье удвоить старания, чтобы власти могли «по возможности достичь источника этой мерзости»[24]. После второго ареста он снова стал подгонять генерал-лейтенанта: «Месье, мы не должны позволить нити ускользнуть от нас теперь, когда она в наших руках. Напротив, мы должны добраться до ее начала, как бы высоко она ни вела»[25]. После пяти арестов д’Аржансон ликовал:
21
Mémoires inédits de l’abbé Morellet. Paris, 1822. Vol. I. P. 13–14. Морелле указывает, что Тюрго, как близкий друг Бона, был вовлечен в дело, но не утверждает напрямую, что он передавал стихотворение. Судя по записям Морелле, детальным и довольно точным, дело произвело большое впечатление на их круг философствующих студентов. Описывая события пятьдесят лет спустя, Морелле даже цитирует первую строку одного из стихотворений, вероятно по памяти: «Peuple jadis si fier, ajourd’hui si servile».
23
Жервез к д’Аржансону, 19 июля 1749 года; и Жервез к Беррье, 23 июля 1749 года, ibid., folios 124 и 128.