Выбрать главу
Как недоноску, не жить бы мне, как младенцам, что не зрели свет!
Тогда лежал бы я, дремля, спал бы и был в покое, среди царей и советных вельмож, что зиждут себе строенья гробниц, среди князей, у которых злато, полнящих серебром домы свои. Там кончается ярость злых, там отдыхает, кто утомлен; узники в кругу своем не знают тревог, не слышат голоса палача; малый и великий там равны, пред господином волен раб.
На что Он дает страдальцу свет и жизнь тому, кто душой удручен, кто хочет смерти, и нет ее, кто рад бы добыть ее, как клад, до восторга бы возликовал и восхитился, обретя гроб, — мужу, чей путь скрыт, кому поставил преграду Бог?
Вместо хлеба моего мне вздохи мои, и льются, как воды, стоны мои, ведь чего я ужасался, постигло меня, и чего я боялся, приходит ко мне. Нет мне затишья, и нет мне покоя, и нет мне мира, но пришла смута!»

Глава 4

И ответствовал Элифаз из Теманы, и сказал:

«Попытаешь слово — тебе досадишь; но в чьих силах сдержать речь?
Бывало, многих ты вразумлял, возвращал ослабевшей длани мощь, поднимало падшего слово твое, и колено дрожащее ты укреплял. А дошло до тебя — и ты без сил, коснулось тебя — и ты смущен? Не страх ли Божий — надежда твоя, не праведность ли твоя — упованье твое?
Припомни: когда чистый погиб и где справедливый был стерт? Насколько я видел, пахарь беды и сеятель зол пожнут посев. От дуновенья Божья сгинут они, истают от дыханья гнева Его. Глас льва, и рычащего зык, и зубы львят исчезнут; и погиб без добычи ярый лев, и рассеяны отродья львицы.
И прокралось слово ко мне — лишь отзвук до уха дошел — при раздумьях от видений, в ночи, когда сон людей бывает глубок; схватил меня страх, и дрожь кости мои сотрясла, и овеял лицо мое дух, и дыбом поднялись власы.
И стал пред очами зрак, — не распознать вида его, — лишь повеяло, и слышу слова? «Человек ли пред Богом прав, перед Творцом своим чист ли муж? Вот, не верит Он и Слугам Своим, и в Ангелах обличает порок. Что сказать о тех, чей дом из глины и стоит на пыли? Их раздавят, как моль, к вечеру их рассекут, они сгинут — не приметит никто. Исторгается у шатра их вервь, и не в мудрости умирают они».

Глава 5

Взывай же! Кто даст ответ? Кого из Святых призовешь? Так, глупца убивает гнев, и неискусного губит пыл.
Я видел: возрастал глупец, но вдруг иссохла пажить его; нет счастья его сынам, у врат их бьют, не поможет никто, и жатву их алчный пожрал, и снопы их бедность берет, скудость съедает добро.
Не из праха растет беда, и не из почвы восстает скорбь; но рожден человек страдать, как искры — возлетать ввысь. [971] Но я бы к Силе Божьей воззвал и Богу вверил бы дело мое, Творящему скрытое от ума и дивные без меры дела, Дающему дождь на лицо земли, Посылающему воды на лицо полей, Возвышающему тех, кто пал — и спасаются те, кто скорбят, — Разрушающему умысел хитрецов, так что руки их затеянного не совершат, Уловляющему лукавцев в их же сеть, — и умысел мудрых посрамлен: среди бела дня найдет на них мрак, и в полдень собьются они с пути; Бог избавляет от меча, и от лжи, и от рук насильников того, кто нищ, — и немощному надежда есть, и злоба затворяет свои уста.
Так, блажен, кого обличит Бог, и наказанья от Крепкого [972]не отвергай! Ибо Он уязвит, и Он исцелит, Он бьет, и врачуют руки Его. В шести бедах спасет тебя, и в седьмой не коснется тебя зло; в голод избавит от смерти тебя и на войне — от силы меча. От злого языка будешь укрыт, не убоишься прихода нужды. Нужде и гладу посмеешься ты, и зверя земли не страшись: ибо с камнями поля у тебя союз, и зверь поля в мире с тобой. И узнаешь, что дом твой цел, оглядишь двор твой — и ущерба ни в чем, и узнаешь, что обильно потомство твое, и отпрыски твои, как трава земли. Созрев до конца, сойдешь ты в гроб, как сноп, что собран во время свое.
Ибо вот, мы это испытали, и верно все; услышь и ты и заметь для себя!»

Глава 6

И ответил Иов, и сказал:

«Если бы взвесить скорбь мою и боль мою положить на весы! Тяжелее она, чем песок морей; оттого и дики слова мои!
Ибо стрелы Крепкого настигли меня, и дух мой ядом их напоен, и ужасы Божьи мне грозят. Ревет ли дикий осел на траве, и мычит ли бык над кормом своим, и пресное ли без соли едят, и есть ли вкус в белке яйца? Да, чем гнушается душа моя, то дано мне в тошную пищу мою!
О, когда бы сбылась просьба моя и надежду мою исполнил Бог! Соизволил бы Он сокрушить меня, простер бы руку Свою сразить меня! Тогда была бы отрада мне, и я веселился бы средь муки злой!
Ибо слов Святого не предал я.
Что моя сила, чтоб терпеть и ждать, и что моя цель, чтобы длить жизнь? Разве твердость камней — твердость моя и разве из меди плоть моя? Не ушла ли помощь моя от меня и разве осталась опора мне?
Кто друга своего не жалеет в беде, тот оставляет пред Крепким страх. Ненадежны братья мои, как поток и как вешние воды, что скоро сойдут. Ручьи мутнеют от талого льда и принимают в себя снег, — но в летнее время пропадают они и в жару исчезают с лица земли. Люди отходят от пути своего, заходят в пустыню и гибнут там: караваны из Темы ищут ручей, путники из Савы уповают на него, но посрамлены они в надежде своей, приходят на место и терпят стыд. Вот что стали вы для меня! Увидели ужас, и страх вас взял.
Что я, прошу: «Дайте мне, и заплатите за меня от ваших щедрот»? Говорю ли: «Вырвите из рук врага, из рук злодеев искупите меня»? Вы наставьте меня, и я замолчу; и в чем я неправ, скажите мне! Разве обидит правдивая речь? Но что укоризна одного из вас? Думаете ли словами вершить суд, а слова отчаявшегося — ничто? Вы мечете жребий о сироте, и друга своего продаете вы.
Ныне соизвольте вглядеться в меня: что же, лгу ли я вам в лицо? Отступитесь, да не будет зла, отступитесь же — ведь я прав! Разве на языке моем ложь, не распознаёт худого моя гортань?
вернуться

971

…как искры — возлетать ввысь— В подлиннике «сыны Рэшэфа». Рэшэф — древнее ханаанейское олицетворение огня, пламени, жара, а потому и того «жара», который бывает у больного человека, и постольку — вообще мора и поветрия. В нашем переводе принято истолкование древних таргумов и Ибн-Эзры: «сыны Рэшэфа», то есть сыны огня — метафора понятия «искры». Другая интерпретация, отразившаяся в «Септуагинте», требует переводить «птицы».

вернуться

972

…от Крепкого… — Здесь и ниже старославянским эпитетом «Крепкий» (в приложении к богу и в значении «сильный» — ср. «Святый Боже, Святый Крепкий…») передано характерное для «Книги Иова» очень древнее и очень загадочное имя бога «Шаддай», по-видимому, этимологически связанное с идеей всесокрушающей мощи. Традиционный перевод «Всемогущий» предполагает абстрактно-догматический уровень мышления о боге, чуждый ветхозаветной архаике.