Выбрать главу
Ты ли даровал силу коню, и гривою шею ему облек, и научил прыгать, как саранчу? Грозно храпение его ноздрей! Веселясь, взрывает он копытом прах, в битву бежит, являя мощь; он не робеет, ему страх смешон, не побежит он от меча! Над ним звенит колчан, сверкают копье и дрот. С ярым храпом он глотает прах, не сдержать его при звуке трубы! При трубном гуле он ржет: «Го-го!» — издалека чует он бой, клики вождей и бранный вопль!
По твоей ли мысли ястреб парит, в южном ветре ширит крыла? По твоему ли слову взлетает орел, на высотах вьет свое гнездо? Обитание его — на скале, на крутизнах и срывах — ночной приют; оттоле он высматривает себе снедь, и в даль вперяются его глаза. Птенцы его пьют кровь, и где мертвечина, там он».

Глава 40

И отвечал Господь Иову, и сказал:

«Корящий Крепкого поспорит ли впредь? Пусть винящий Бога отвечает Ему!»

И отвечал Иов Господу, и сказал:

«Вот, я ничтожен; что отвечу Тебе? Руку мою кладу на уста мои! Однажды говорил я — не возражу вновь; даже и дважды — не буду впредь!»

И отвечал Господь Иову из бури, и сказал:

«Препояшь твои чресла, стань, как муж; Я буду спрашивать, а ты отвечай!
Желаешь ли ничтожить Мой суд, Меня обвинить, чтоб оправдать себя? Подобна ли Божьей твоя длань и можешь ли громами гласить, как Бог?
Так укрась же величием и славой себя, в благолепие и блистание облекись, излей ярость гнева твоего, воззри на всех гордых и смири их! Воззри на всех гордых и унизь их и придави злых к земле, всех их совокупно зарой во прах и лица их мраком завесь! Тогда и Я похвалю тебя, что твоею десницею ты храним!
Воззри: я Бегемота сотворил, как тебя; травой он кормится, словно вол. Какая мощь в чреслах его и твердость в мышцах его живота! Как кедр, колеблется его хвост; сухожилия бедер его сплелись. Нога его, как медяная труба, и, как стальная палица, его кость! Он — начало Божьих путей, сотворен над братьями своими царить; ибо горы приносят ему дань со всеми зверями, что играют в них. Меж зарослей лотоса он лежит, в болотах, в укроме тростника; заросли лотоса покрывают его, и обступают его ивы ручья. Вздуется ль поток — не страшно ему, хотя б пучина хлестала ему в пасть. Кто его ухватит возле глаз, подцепит его за нос багром?
Ты можешь Левиафана поймать удой и прижать леской ему язык? Проденешь ли тростник ему в нос и проколешь ли его челюсть шипом? Станет ли он множить мольбы, говорить тебе умильные слова? Заключит ли он с тобой договор, возьмешь ли его в рабы навек? Станешь ли, как с пташкой, с ним играть, свяжешь ли на забаву для девиц? Будут ли рыбаки вести о нем торг, между хананеями тушу делить? Пробьешь ли копьем кожу ему и голову — рыбацкой острогой? Подыми-ка на него свою длань и запомни: ты бьешься в последний раз!

Глава 41

Смотри, надежда тебя предаст: не падешь ли от одного вида его? Нет смелого, кто б вызвал его на бой; кто же предо Мной отважится стать? Кто предварит Меня и обяжет ко мзде? Под целым небосклоном все Мое!
Не умолчу о действии мощи его, о дивной соразмерности членов его.
Кто приоткроет край его одежд, кто проникнет сквозь двойную его броню? Врата его пасти — кто их отворит? Ужас — зубов его круг! Величавы ряды его щитов, как печатью, намертво скреплены, плотно пригнаны один к одному — и ветру не провеять между них! Ряд к ряду тесно прижат, они сцеплены так, что разъять нельзя.
От его чоха блистает свет, и глаза его, как вежды зари, — из пасти его рдеет огонь, искры разлетаются окрест нее! Из его ноздрей валит пар, словно из клокочущего котла, — его дых раздувает жар углей, пламя пышет из гортани его! На его вые почила мощь, и ужас несется впереди него; крепко сплочена его плоть, словно литая, не задрожит; как камень, твердо сердце его, жестко, как жернов, на котором трут.
Когда встает, дрожат силачи, от испуга теряют они ум! Ударишь ли его? Не выдержит меч — сломится копье, и дрот, и стрела; железо с соломой равняет он и с трухлявой древесиной — медь! Лучник не заставит его бежать, за мякину он считает камни пращи — за мякину палица идет у него, и смешон ему свист копья!
Под брюхом его грани черепиц, он на ил налегает, как борона; нудит он пучину клокотать, как котел, и в кипящее зелье претворяет зыбь, — за ним светится его след, словно поседела глубь морей!
Подобного ему нет на земле: не ведающим страха он сотворен. На все высокое смотрит он: всему, что горделиво, он царь!»

Глава 42

И отвечал Иов Господу, и сказал:

«Теперь знаю: Ты можешь все, и невозможно противиться Тебе!
Кто есть сей, что промысл мрачил речами, в которых разуменья нет? Да, Ты явил дивное, непонятное мне, великое, непостижное для меня. Внемли же, я буду говорить, и что буду спрашивать, изъясни! Только слухом я слышал о Тебе; ныне же глаза мои видят Тебя, —
сего ради отступаюсь и раскаиваюсь во прахе и пепле!»

И было после того, как Господь сказал те слова Иову, и молвил Господь Элифазу из Темана: [988]

«Гнев Мой пылает на тебя и на двух друзей твоих; ибо вы не говорили обо Мне так правдиво, как раб Мой Иов!

Потому возьмите семь тельцов и семь овнов, и пойдите к рабу Моему Иову, и принесите за себя жертву всесожжения; и пусть раб мой Иов помолится за вас, ибо только его молитву Я приму, чтобы не отвергнуть Мне вас за то, что вы не говорили обо Мне так правдиво, как раб Мой Иов!»

И пошли Элифаз из Темана, и Билдад из Щуаха, и Цофар из Наамы, и сделали так, как велел им Господь. И принял Господь молитву Иова.

И повернул Господь к возврату путь Иова, когда помолился Иов за друзей своих; и вдвое умножил Господь все, что было у Иова.

Тогда пришли к нему все братья его, и все сестры его, и все прежние близкие его, и ели с ним хлеб в его доме, и жалели его, и утешали его за все то зло, которому дал Господь найти на него; и каждый подарил ему по кесите золота и по золотому кольцу.

Господь же благословил конец Иова больше, чем его начало: и стало у него четырнадцать тысяч овец, и шесть тысяч верблюдов, и тысяча пар волов подъяремных, и тысяча ослиц.

вернуться

988

Стихи снова сменились прозой; этим подчеркнуто, что книга кончается так, как она началась, — идиллией. Поразительно, что автор после картин предельной патетики с высокой поэтической дерзостью решается кончить повесть в тонах сказочного юмора (чего стоят хотя бы «говорящие» имена трех дочерей!).