Открываются «Горные вершины» искусствоведческим этюдом об офортах Гойи, в которых Бальмонт увидел полное выражение ужаса современного мира, затем идут очерки об авторах, которых Бальмонт много переводил, от Кальдерона и Блейка до Уайльда. Важно, что среди очерков был и очерк о Некрасове: Бальмонт, истолковав Некрасова как феноменолога насилия, умеющего обличить разные формы физического и духовного насилия, ввел Некрасова в пантеон важных для символистов поэтов; без этого бы не было, быть может, ни «Вольных мыслей» Блока, ни «Пепла» Андрея Белого.
Особенность этой книги Бальмонта, как и следующей книги критики, «Белые зарницы» (1908), – обильное цитирование разбираемых авторов в собственном переводе. Часто произведения цитируются целиком. Такое цитирование служит Бальмонту средством еще раз пережить реализацию той мысли, которую он отстаивает, показывая, как мысль может постоять тоже за себя в словах автора и в переводе. Во втором сборнике появляются не только очерки о писателях, таких как Уитмен, но и философское размышление «Тайны одиночества и смерти» и этнографический рассказ «Флейты из человеческих костей», и даже перемежаемый прозаическими заметками цикл вариаций на темы мезоамериканской и индийской поэзии, который даже трудно определить: это стилизация, или исследование с примерами, или собрание очень вольных переводов.
Вынужденный эмигрант после поражения революции 1905 г., Бальмонт тосковал по родине: Россия была для него местом, где возможен особый энтузиазм. Скудная северная природа, неспешность жизни, мифологичность простого крестьянского быта, по его многочисленным отзывам, вдохновляла его больше любой экзотики: что в других краях казалось вызовом, в родном краю – благословением. Очередные разъезды по миру наводили его на мысль, что можно хранить знание не только в виде книг, но и в виде лекций, будто дорожную сумку паломника. Вернувшись в Россию в 1913 г., Бальмонт стал выступать с лекциями, особенно рассказывая о впечатлениях от путешествий в экзотические страны. Единственная лекция, действительно его прославившая, это и превращенная потом в книгу «Поэзия как волшебство».
Книга Бальмонта вышла в 1915 г. в головном издательстве русских символистов «Скорпион», в свое время Бальмонт, в 1900 г., и придумал название издательства, имея в виду выведенный им за год до этого образ скорпиона как мученика, пугающего публику, но в этом поношении со стороны публики обретающий свободу не только от нее, но и от множества обстоятельств, от своего же яда и своих же предрассудков. В сонете «Скорпион» оказалась выражена тогда целая программа поведения молодых писателей-символистов, а опора на романтическую образность должна была помочь читателям воспринять новое направление:
В этом издательстве выходили книги Бальмонта, выходило его собрание сочинений. Теперь в нем издается эта книга, дающая уже новую концепцию вольности: быть вольным – это не просто быть непохожим на людей и на судьбу, но быть свободным в отношении к судьбе слова, судьбе языка, судьбе поэзии. Весь пафос этой книги Бальмонта в том, что надо позволить языку самому раскрыться, поэзии самой о себе рассказать, и только тогда в этом разговоре мы расслышим то, что делает нас наиболее свободными.
Главное возражение рецензентов и критиков относилось к стремлению Бальмонта увидеть миросозидательный смысл в отдельных звуках, объяснив, как каждый звук преобразует мысль и упорядочивает реальность. Не останемся ли мы, спрашивали критики, только со смыслом букв, забыв о смысле слов? Но на самом деле Бальмонт говорит не о царствовании букв, а лишь о том, что фигуры мысли определяют не столько вещи, сколько отношения. Мягкость и грубость, напряжение и союз могут быть осуществлены простыми звуками именно потому, что звуки выступают как бессознательное мировых действий. По сути, Бальмонт создает свою психоаналитическую схему, в которой звукам принадлежит бессознательное, а вещам – сознание, равно соотносимое с субъектом и объектом. Плавный или резкий звук вносит общий контур впечатлений в мир, а плавность и резкость событий мира оказывается не большим фактом, чем названный факт бессознательного.