Простые, дешевые краски, пятна тени и света,
Суровой рукой художника брошенные на холст.
Всего лишь четыре слова, но найденные поэтом…
Секрет сохранения юности, как видите, очень прост.
Целуйте меня, сеньора! Не медля, целуйте смело!
Я этих слов хозяин, и только за вами дело!
Элегия на смерть Л. Лугонеса
Может быть, птица поет
Ветвям могучего дуба.
Может быть, речка журчит
Камням замшелым и грубым.
Может быть, плачет ветер
Кресту на церковной крыше.
Может быть, мы молчим.
Потому что ты нас не слышишь.
ЭНРИКЕ БАНЧС
Перевод Н. Горской
Хвала ливню
Три молодых девицы
в покоях пышных сидели,
три прекрасных принцессы
в замке за рукодельем.
Меньшую, со взглядом лани,
прекраснейшую меж ними,
Тростиночкой называли,
Тростинка ей дали имя.
— Ай, почему ты печальна?
О чем ты вздыхаешь тяжко? —
спросил король у Тростинки,
и стала плакать бедняжка.
— Сеньор, золотистым шелком
девиз я вышила ныне:
«Меня госпожа Венера
держит я своей твердыне».
Инфанта вновь зарыдала,
король разгневался страшно:
— Мою негодницу дочку
бросьте в сырую башню!
В каменной башне мрачной
место девчонке глупой!.. —
… Голубка кругом летала —
лучник убил голубку…
— Лучник, страж королевский,
сделай такую милость,
дай мне воды глоточек,
в башне я истомилась!
— Да я не смею, инфанта!
Коль сделаю то, что просишь,
мне голову вмиг отрубят
и псам кровожадным бросят.
— Сестрички, мать-королева,
возьмите в реке водицы!.. —
Но не услышали просьбы
ни матушка, ни сестрицы.
Тут ливень внезапно хлынул,
ливень из тучи серой,
добрый и звонкий ливень —
строка в моем романсеро.
Инфанта простерла руки,
а лучник колчан подставил…
В ладонях вода искрится,
в колчане она блистает.
Романс пленника
Жена, моя радость,
ты в доме одна.
Я щек твоих нежных
не поцелую, жена.
Любимые дети,
луч солнца в окне,
вас, теплых и сонных,
не приголубить мне.
Над мельницей нашей
ночная звезда,
теперь ты погасла
и не взойдешь никогда.
Друзья дорогие,
мы пили вино,
так было когда-то,
было давным-давно.
Я к маврам попался
на море, в бою;
о юности плачу —
плачу, а не пою.
АЛЬФОНСИНА СТОРНИ[58]
Перевод Т. Глушковой
Я хочу
Вернуться вспять, к тому, что первозданно,
стать, как трава, как юные цветы,
не мыслить, но, придя к истоку красоты,
пить сок и не разбить звенящего стакана.
Печальный конвой
Эта нелепая пытка — бессонно, бессонно бродить!
«Ego» всегда близоруко — ему ли водить…
Эти сухие поляны не в силах роса напоить.
Ветер, обнявшись с огнем, налетел, чтобы землю спалить.
Смерть: «Я спешу, чтоб печали твои утолить!..»
…Эта нелепая пытка — бродить и бродить!..
Если мне вырвут язык, если выклюют очи мои,
руки отрубят и пóд ноги бросят репьи, —
мука моя и тогда бы не стала черней
этих суровых и мрачно гремящих цепей,
этой гиены и рева несытых зверей,
этого яда под жесткою кожей ветвей.
Я полюбила цветы, а сама-то я — плод,
воду люблю, а сама — холодеющий лед,
в землю уйду, а люблю молодой небосвод.
Этот печальный, седой, пропыленный конвой —
я та, что бродит и бродит
сама за собой.
Покинутость
И вот, теплом напившись человечьим
твоей руки, что мне легла на плечи,
душа как будто уж не так больна.
О, как сладка мне эта белена —
всей жизни безрассудное забвенье
и неизбежное соединенье
мечты и плоти, что опять хмельна!
Меланхолия
Не боль, но благо — если я умру,
но пусть меня тот путник поцелует,
что, как дитя — веселый, поутру
мое окно, бывало, не минует.
____
Тебя зову я, смерть, но жизнь я обожаю…
Когда я лягу в гроб — уже всему чужая, —
пообещай: еще хотя бы раз
весенний луч моих коснется глаз.
____
Пусть на прощанье повеет мне с неба весенним теплом,
пусть плодородное солнце моим не смущается льдом…
Добрым бывало ко мне золотое светило:
доброго дня пожелать — лишь затем по утрам восходило.
Маленький человечек
Маленький человечек, маленький человечек,
выпусти певчую птицу, которая хочет летать…
Я ведь — птица, маленький человечек,
только вольным простором могу я дышать.
Все-то я в клетке, маленький человечек,
маленький человечек, который в клетку меня заточил.
Я зову тебя маленьким, потому что меня ты не понял —
у тебя не достало на это сил.
вернуться
58