Пусть поведет его биением упорным
то сердце, коему нездешний снится сон,
и, словно божьих рук объятьем чудотворным,
пусть вынесет меня в любую бурю он.
Челн нагрузить хочу я всей моей печалью,
и в нем, как лилия, приманенная далью,
по воле волн пущусь в нездешние края…
Мой челн, душа моя! Каких ждать приключений,
случайных радостей, глубоких откровений
в пути? Уж ни мечтать, ни жить не в силах я.
Новый род
Будь я твой поводырь, Эрос, в царстве твоем,
я бы властью твоею слепой повелела,
чтобы тело любимого пало огнем
на мое среди роз распростертое тело.
Я нектаром его опою, чтобы в нем
страсть, как ястребов стая, кружила и злела,
чтоб навстречу тем ястребам в теле моем
стая розово-белых голубок взлетела.
И, как змеи, пусть руки его обовьют
мой податливый стебель… И с губ моих пьют
губы мед мой, что я для него собирала…
Жду, как сева горячая ждет борозда:
будет брошено семя в меня, и тогда
роду светло-безумному дам я начало!
ФЕРНАН СИЛЬВА ВАЛЬДЕС[260]
Гитара
Перевод Г. Шмакова
Гитара,
ты всем надоела,
твои струны оборванные, словно космы, висят.
Ты похожа на женщину, непричесанную растрепу,
которой нет дела до того, что о ней говорят.
Нудишь старую песню, тянешь все ту же унылую ноту,
твое заунывное тренканье
в горле стоит колом.
Ты похожа на первую красотку селенья,
которой все мужчины твердят об одном.
Ты раскинула руки, лениво потягиваешься
в однозвучной ритмичной тоске,
ты молчишь, и рот твой щербатый растягивается в зевке.
Гитара,
у тебя нет возлюбленного;
кто тебе говорит о любви, —
без любви и при всех обладает тобой,
благодарные слушатели глазеют и хлопают
в этот час надругательства над твоей чистотой.
Гитара, у тебя нет возлюбленного,
с настоящим мужчиной
много лет не была ты один на один.
Нос не вешай, гитара,
он придет, ты останешься с ним с глазу на глаз,
и, мужскую ласку изведав,
ты родишь счастливую песню,
молодую, звенящую над землей!
Милонга для всех
Перевод М. Самаева
Чтобы пропеть эту песню,
я в руки беру гитару;
нет лент у нее на грифе,
и нет у нее футляра;
это не бог весть какая —
это простая гитара.
Пусть и креол и гринго
сядут со мною рядом —
ни одного не обижу
я ни намеком, ни взглядом;
я их ценю обоих
и одинаково рад им.
Я не нуждаюсь в лентах —
голос бы не фальшивил;
только б на дереве полом
струны под пальцами жили;
если поет гитара,
ленты на ней — как чужие.
Пою потому, что должен,
хотя б я и был не замечен
и за столом обойден
или хулою встречен,
хотя б полопались струны
или погасли все свечи.
Всем интересно будет
то, что сказать мне нужно:
всем — и креолам и гринго,
хватит земли, нам суженой,
и мы внутри одинаковы,
разные лишь наружно.
Что ж до различий этих —
так я, друзья, отвечу:
солнце и воздух Америки
сблизят обличья и речи;
ну, а душа… нет ни белой,
ни черной — есть человечья.
Нашей земли уроженец
и пришлый из-за границы,
тот, кто родил креолов
здесь и успел прижиться, —
оба земли этой дети,
словно маис и пшеница.
Здешний закон — для всех он:
закон не глядит на цвет;
каждому право работать,
каждому пища и свет —
ведь между мозолями бедных,
ей-богу, различий нет.
Я гаучо и рад бываю
любому, кто любит труд, —
издалека ль он пришелец
или родился тут;
все, чьи руки в мозолях,
в мой дом, как друзья, войдут.
Но, земляки, учтите
и уж не обессудьте:
здесь мы людей сверяем
по совести и по сути;
пусть вы с пустым карманом —
полны достоинства будьте.
Как бы то ни было — всех вас
за земляков признаю:
и здешних и пришлых — сумевших
найти здесь отчизну свою;
об этом пою как гаучо
и как человек пою.
СЕРАФИН ХОСЕ ГАРСИА[261]
Романс о невеселом пахаре
Перевод Г. Шмакова
Тянет и тянет упряжка
лемех, режущий поле,
иней на черных комьях
блещет россыпью соли.
Вспорото бороздою
брюхо земли упругой,
пахнет она душисто,
ластится к грубому плугу.
Дрозд с белоклювой голубкой,
по полю шествуя чинно,
роются в черных комьях,
ищут червей и личинок.
Тянет и тянет упряжка,
топчет землю-смуглянку,
блещет сахарный иней,
выпавший спозаранку.
Пахарь идет за плугом,
брови насупив хмуро,
медью сверкает кожа
в дымке раннего утра.
Он молчаливей камня,
не услыхать его пенья,
голову низко понурив,
бредет он печальною тенью.
Соком багряной черешни
утро подкрасило небо,
глину гончар мешает,
славно посуду лепит.
вернуться
260
вернуться
261