Развернутую, богатую любопытными подробностями картину жизни героического века, мы находим в произведениях величайшего эпического поэта Гомера. Картина эта, как принято в героическом эпосе, представляет собой сильно идеализированное и приукрашенное отражение реальной жизни. Тем не менее в ней без большого труда можно различить все основные черты и особенности экономики, социальных отношений, быта, материальной и духовной культуры, характерные для так называемых «варварских обществ» (напомним, что именно так определяли гомеровское общество Л. Г. Морган и вслед за ним Маркс и Энгельс). Недаром французские критики эпохи классицизма находили нравы гомеровских героев слишком грубыми, а их самих несколько мужиковатыми, отдавая в этом смысле явное предпочтение более цивилизованному и деликатному Вергилию. Правда, содержащиеся в гомеровских поэмах описания бытовых, военных и всяких иных реалий далеки от абсолютного единообразия и в ряде случаев принадлежат разным историческим эпохам. Некоторые из этих реалий уводят нас очень далеко, в глубины микенской эпохи, к временам, отделенным от Троянской войны, составляющей главную сюжетную канву «Илиады», несколькими столетиями. Таковы, например, знаменитые описания шлема критского героя Мериона, искусно изготовленного из клыков дикого вепря, или же огромного башнеподобного щита Аякса Теламонида. Постоянные упоминания о бронзовом оружии (особенно мечах и копьях), так же как и о давно вышедших из употребления боевых колесницах, в батальных сценах первой гомеровской поэмы придают им определенно микенский колорит. Наконец, Гомеру, судя по всему, были хорошо известны важнейшие политические центры микенской Греции: «златообильные Микены», «крепкостенный Тиринф», «песчаный» или «приморский Пилос», «великий Кносс», хотя ко времени создания «Илиады» некоторые из них превратились в полузанесенные землей руины, местонахождение других, например, Пилоса, было просто забыто. В то же время поэт почти не упоминает о племенах дорийцев и ионийцев, очевидно зная, что их еще не было в Греции во времена Троянской войны.
Все эти факты можно довольно легко объяснить, если принять за истину в общем довольно рискованное, хотя со времени открытий Шлимана его охотно разделяют многие историки и археологи, предположение, согласно которому поэт, живший в VIII веке до н. э. и, следовательно, отделенный от времен осады Трои, происходившей, согласно принятым в древности датировкам, не то в XIII, не то в XII веке, по крайней мере четырьмя столетиями, сумел получить об этой эпохе неведомо каким способом самую точную и достоверную информацию. Внимательный анализ гомеровских текстов способен, однако, быстро развеять эту старую, но весьма живучую иллюзию. Такой анализ показывает, что в действительности отголосков или реминисценций микенской эпохи у Гомера не так уж много, что в большинстве своем они растворены в массе гораздо более позднего исторического материала, относящегося либо к промежуточному периоду темных веков, либо даже ко времени жизни самого поэта. Тщательное изучение представленной в «Илиаде» и «Одиссее» панорамы героического века обнаруживает в ней множество противоречий, логических неувязок, а также причудливых комбинаций разновременных элементов, явно произвольно совмещенных поэтом в одной исторической плоскости. Так, боевые колесницы, игравшие в микенской Греции, как и во многих странах Древнего Востока, роль главной ударной силы на полях сражений, у Гомера используются в основном как транспортное средство. Герой лишь подъезжает на колеснице к месту схватки, а затем сходит с нее на землю и сражается уже пешим. Микенский башнеподобный щит может в одних и тех же эпизодах варьироваться с более поздним круглым щитом, микенское копье для ближнего боя — с парой метательных копий и т. п. Описывая дворец Одиссея, Гомер как будто бы довольно близко следует за известной нам по материалам раскопок планировкой микенских дворцов в Тиринфе, Пилосе и других местах. Но некоторые детали в этом описании (деревянные стены, земляной пол) ясно показывают, что сам поэт этих дворцов никогда не видел, а знал о них лишь понаслышке и поэтому вынужден был ориентироваться на современную ему архитектуру, очень далекую от микенской. Иначе он, конечно, не преминул хотя бы упомянуть о мощных циклопических стенах микенских цитаделей, об украшавших стены дворцов фресковых росписях, о водопроводных трубах и больших терракотовых ваннах, найденных в этих же дворцах, о монументальных толосах — усыпальницах микенских царей.