79
Как иногда ваяешь в твердом камне В чужом обличье собственный портрет, Так Смерти мрачный след Ношу я часто, словно стал я Ею. Что мысль о Ней дала мне, То воплощаю этим сходством с Нею. Жестокостью своею Мог под моим резцом С Ней уравняться б даже камень смело; Отныне впредь умею, Палим ее огнем, Ваять одно - себя в мученьях тела; Но если б захотела Она сберечь свою красу векам, Пусть даст мне радость, - я Ей вечность дам!
80
Клоню покорно шею под ярмом, Встречаю смехом рок неблагосклонный И пред жестокосердной донной Являю сердце в вере и в огне. В мучении моем Лишь длилось бы! - блаженствую вполне, Коль ясный лик дал мне На дыбе жизнь и пищу в преизбытке, Убить меня какой под силу пытке?
81
Как золотом иль серебром, Покорными огню, ждет наполненья Пустая форма, чтоб творенья Прекрасные, сломав себя, явить, Так должен я преобразить В себе, любви моей огнем, Плененность безграничной красотою Той, кем безмерно я влеком, Кто стала жизни сердцем и душою. Но слишком узкою стезею Благая донна сходит в глубь мою: Чтоб дать ей свет, - себя я разобью.
82
Почиет здесь, унесена кончиной, Но в нас жива та красота, что бой Дала бы смерти правою рукой, Когда б не родилась Левшой-Манчиной.
83
Не встретит в небе красота благая, Как не нашла средь мерзости земной Себе подобных, хоть ее Левшой Кощунственно звала толпа слепая.
Но кисть с доской, скалу с резцом смыкая, Лишь попусту б я труд потратил свой, Я исказил бы лик ее живой, Все упованья ваши разрушая.
И ежели, как солнце блеск светил, Она победно ум наш затмевает, То знак для вас: безмерна прелесть в ней; Ваш помысел Господь осуществил: Он ныне вновь красу ее ваяет, Но это в божьей власти, - не в моей!
84
Лишь на огне кузнец чекан дарит Куску железа, мудрый труд свершая; И, золота огнем не расплавляя, Высоких форм художник не творит;
И если Феникс прежде не сгорит, То не воскреснет, - так вот, умирая, Я льщусь мечтой ожить меж духов рая, Кому ни смерть, ни время не вредит.
От действия огня, что на потребу Мне в благо дан, чтоб воскресить меня, Я стал почти уж тенью гробовою;
Но если он влеком природой к небу, Я ж сделался частицею огня, Что ж не берет меня он ввысь с собою?
85
Верните вы, ручьи и реки, взорам Поток не ваших и соленых вод, Чей быстрый бег сильней меня несет, Чем вы своим медлительным напором.
И ты, туман, верни глазам, которым От слез невидим звездный небосвод, Их скорбь, и пусть твой хмурый лик блеснет В мой жадный зрак яснеющим простором.
Верни, земля, следы моим стопам, Чтоб встать траве, примятой мной сурово, И ты, глухое эхо, - ропот мой;
И взгляды, вы, - святой огонь очам, Чтоб новой красоте я отдал снова Мою любовь, не взятую тобой.
86
Ужели, донна, впрямь (хоть утверждает То долгий опыт) оживленный лик, Который в косном мраморе возник, Прах своего творца переживает?
Так! Следствию причина уступает, Удел искусства более велик, Чем естества! В ваяньи мир постиг, Что смерть, что время здесь не побеждает.
Вот почему могу бессмертье дать Я нам обоим в краске или в камне, Запечатлев твой облик и себя;
Спустя столетья люди будут знать, Как ты прекрасна, и как жизнь тяжка мне, И как я мудр, что полюбил тебя.
87
Когда ты, донна, приближаешь Свои глаза к глазам моим, В их зеркале себе я зрим, А ты себя в моих отображаешь. Меня, увы, ты созерцаешь Таким, как есть, - в болезнях и летах, А я тебя - светлей звезды лучистой. И небу мерзостно, ты знаешь, Что я, урод, живу в благих очах, Во мне ж, уроде, виден лик твой чистый. И все ж, кому тропа тернистей: Тебе ль, вникающей в мой взор? Мне ль, кто теряет рай лучистый, Когда смыкаешь ты затвор Своих очей? - Бесплоден спор Ничтожества с красою величавой: В любви должна быть общность лет и славы.
88
В ком тело - пакля, сердце - горстка серы, Состав костей - валежник, сухостой, Душа - скакун, не сдержанный уздой, Порыв - кипуч, желание - без меры, Ум - слеп и хром и полн ребячьей веры, Хоть мир - капкан и стережет бедой, Тот может, встретясь с искоркой простой, Вдруг молнией сверкнуть с небесной сферы.
Так и в искусстве, свыше вдохновлен, Над естеством художник торжествует, Как ни в упор с ним борется оно; Так, если я не глух, не ослеплен И творческий огонь во мне бушует, Повинен тот, кем сердце зажжено.
89