Лучистая звезда, чьим озарен
Сияньем край, мне данный для рожденья, -
Ей не от мира ждать вознагражденья,
Но от тебя, кем мир был сотворен.
Я говорю о Данте: не нужны
Озлобленной толпе его созданья, -
Ведь для нее и высший гений мал.
Будь я, как он! О, будь мне суждены
Его дела и скорбь его изгнанья, -
Я б лучшей доли в мире не желал!
Лишь оживленная скала,
Резцу покорная, могла
Сберечь лик донны вопреки годинам.
Не небеса ль явить должны нам
В Мадонне то, чего достичь я смог?
Она божественно светла
Всем взорам - не моим единым -
И все ж умрет, и краткий дан ей срок.
Ее судьба крива на правый бок,
Раз камню - жизнь, а ей уделом - тленье.
Кому дано восстать на мщенье?
Природы сын, один, векам творит, -
Ее ж созданья время не щадит.
Как будто чтим, а все же честь мала.
Его величье взор наш ослепило.
Что чернь корить за низкое мерило,
Когда пуста и наша похвала!
Он ради нас сошел в обитель зла;
Господне царство лик ему явило;
Но дверь, что даже небо не закрыло,
Пред алчущим отчизна заперла.
Неблагодарная! Себе на горе
Ты длила муки сына своего;
Так совершенству низость мстит от века,
Один пример из тех, которых - море!
Как нет подлей изгнания его,
Так мир не знал и выше человека.
Лишь многих лет и многих проб итогом
Взыскательный свой замысел мудрец
Живым ваяет наконец,
Почти у гроба, в камне первобытном.
Нам новизна в творенье строгом
Дается в час, когда недолго жить нам.
В осуществленьи ненасытном
Природа так, лепя за ликом лик,
В тебе пришла к божественной вершине, -
Знак дряхлости и близкого конца.
Вот почему мой страх велик,
И прелесть твоего лица
Его питает странной пищей ныне:
К беде ль влекусь? Иль к благостыне?
Что впереди - ни выразить, ни знать:
Кончина ль мира? или благодать?
Как иногда ваяешь в твердом камне
В чужом обличье собственный портрет,
Так Смерти мрачный след
Ношу я часто, словно стал я Ею.
Что мысль о Ней дала мне,
То воплощаю этим сходством с Нею.
Жестокостью своею
Мог под моим резцом
С Ней уравняться б даже камень смело;
Отныне впредь умею,
Палим ее огнем,
Ваять одно - себя в мученьях тела;
Но если б захотела
Она сберечь свою красу векам,
Пусть даст мне радость, - я Ей вечность дам!
Клоню покорно шею под ярмом,
Встречаю смехом рок неблагосклонный
И пред жестокосердной донной
Являю сердце в вере и в огне.
В мучении моем -
Лишь длилось бы! - блаженствую вполне,
Коль ясный лик дал мне
На дыбе жизнь и пищу в преизбытке, -
Убить меня какой под силу пытке?
Как золотом иль серебром,
Покорными огню, ждет наполненья
Пустая форма, чтоб творенья
Прекрасные, сломав себя, явить, -
Так должен я преобразить
В себе, любви моей огнем,
Плененность безграничной красотою
Той, кем безмерно я влеком,
Кто стала жизни сердцем и душою.
Но слишком узкою стезею
Благая донна сходит в глубь мою:
Чтоб дать ей свет, - себя я разобью.
Почиет здесь, унесена кончиной,
Но в нас жива та красота, что бой
Дала бы смерти правою рукой,
Когда б не родилась Левшой-Манчиной.
Не встретит в небе красота благая,
Как не нашла средь мерзости земной
Себе подобных, хоть ее Левшой
Кощунственно звала толпа слепая.
Но кисть с доской, скалу с резцом смыкая,
Лишь попусту б я труд потратил свой, -
Я исказил бы лик ее живой,
Все упованья ваши разрушая.
И ежели, как солнце блеск светил,
Она победно ум наш затмевает,
То знак для вас: безмерна прелесть в ней;
Ваш помысел Господь осуществил:
Он ныне вновь красу ее ваяет,
Но это в божьей власти, - не в моей!
Лишь на огне кузнец чекан дарит
Куску железа, мудрый труд свершая;
И, золота огнем не расплавляя,
Высоких форм художник не творит;
вернуться
(Frey, CIX, 45; Girardi, 240)
Содержание мадригала наводит на мысль, что Микеланджело если и не приступил к осуществлению, то был занят мыслью изваять бюст Виттории Колонна; затея эта, как обычно в подобных случаях у Микеланджело, осталась нереализованной. Датируется мадригал предположительно 1544 г.
вернуться
(Frey, CIX, 49; Girardi, 250)
Сонет варьирует дантовскую тему, развивая мысль терцетов 75 в самостоятельное стихотворение. Написано оно в ту же пору - в конце 1545 - начале 1546 г. - и также вошло в "Диалоги" Джаннотти.
вернуться
(Frey, CIX, 50; Girardi, 241)
В мадригале, обращенном к Виттории Колонна, первая тема - основная для Микеланджело: подлинный художник подобен природе и осуществляет лучшие свои замыслы, как и природа, путем длительного отбора опытов, что в самом деле определительно для микеланджеловского творчества. В связи с этим стоит и вторая тема мадригала - аналогия с совершенством любимой женщины и ее воздействием на художника. Время написания - 1543 г., примерно как и мадригала 76.
вернуться
(Frey, CIX, 53; Girardi, 242)
В этом мадригале, едва ли обращенном к Виттории Колонна и, скорее, являющемся чисто литературным опытом, надо отметить важную и тонкую мысль: в портретах моделей всегда наличествует и автопортрет художника, конечно не столько в прямом, изобразительном смысле, сколько во внутреннем, душевном. Это положение Микеланджело варьирует и в других стихотворениях. Датируется мадригал примерно 1544 г.
вернуться
(Frey, CIX, 54; Girardi, 138)
Мадригал, короткий и цельный, носит, видимо, тот же характер, что и предыдущий, чисто литературного сочинения, вне связи с определенным лицом. Предположительная дата определяется тем, что он находится на одном листе с мадригалом 72, то есть 1544 - 1546 гг.
вернуться
(Frey, CIX, 61; Girardi, 153)
Мадригал, варьирующий привычное микеланджеловское сравнение приемов скульптурного, здесь - ювелирного, мастерства с воздействием любимой женщины на любящего человека, относится, по-видимому, к Виттории Колонна. Время написания - предположительно первые годы сближения (1538 - 1541).
вернуться
(Frey, CIX, 67 - 68; Girardi, 177, 178)
Оба стихотворения связаны со смертью Манчины "Левши" (Фаустины Манчини Аттаванти), возлюбленной поэта Гандольфо Поррино из Модены, обратившегося к Микеланджело с просьбой изваять ее бюст. Как и в случае с Чеккино Браччи, скульптор ответил хвалебными стихами в честь умершей, но уклонился от исполнения бюста. Смерть Манчины произошла, по-видимому, в 1543 г.; этим определяется и время сочинения стихотворения.
вернуться
(Frey, CIX, 87; Girardi, 62)
С кем связан сонет - определить трудно, скорее всего - с Томмазо Кавальери. Соответственно время его написания определяется концом 1532 - началом 1533 г.