Выбрать главу
Как с Если - родичи, почти что братья, Гиганты столь огромной вышины, Хотя лучи их зренью не видны, Все города и веси без изъятья От тени их убоги и темны; Меж оползней и скал стопу пристроив, Они пытают прочность их устоев.
Проходит Правда нищей и бездомной, За что народи чтит ее как раз; Как солнце в небе- зрак ее огромный, Как злато - плоть, и сердце - как алмаз; Ее огонь встает из ночи темной Со всех концов, хоть лишь в одном погас; Пред взором зеленея изумрудом, Она враждебна козням и причудам.
Пристойно опустивши долу очи, Вся мишурой обвешана вокруг, Проходит Ложь, с душой темнее ночи, Но с виду всем заступница и друг; Ей, ледяной, жить в зное дня нет мочи, Нужна ей тень, чтоб избежать докук; Она дружит и делится советом С Изменою, Коварством и Наветом.
Вослед ей Лесть проходит хлопотливо, - Юна, проворна, хороша собой, Раскрашена, разубрана на диво, Обильней, чем цветами луг весной; Она вертит всем скромно и учтиво, Твердит лишь то, чего б хотел другой; И смехом и слезой она лукавит, Глазами любит, пальцами удавит.
Она не только мать злодейств придворных, Она их нянчит, кормит молоком, Хранит, растит в руках своих проворных... . . . . . . . . . . . . . . .

55[44]

1

Для Красоты, что здесь погребена Безвременно, одно есть утешенье: Жизнь принесла ей смертное забвенье, А Смертью ныне жизнь возвращена.

3

Зачем не к ликам, старостью измятым, Пришла ты, Смерть, а сорвала мой цвет? - Затем что в небесах приюта нет Запятнанному тленьем и развратом.

4

Смерть нанести не пожелала рану Оружьем лет и преизбытком дней Красе, что здесь почила, - дабы ей Вернуться ввысь, не потерпев изъяну.

5

Почившая здесь Красота пришла Других существ на свет настолько краше, Что Смерть, с кем естество враждует наше Для дружбы с ним, ей жизнь оборвала.

7

Я здесь почил, чуть появясь на свет; Я - тот, к кому так быстро поспешила Смерть, что душа, чью плоть взяла могила, Едва заметила, что плоти нет.

8

Смерть не дала мне, погребя во мгле Ту Красоту, что здесь была моею, Вернуть ее всем тем, кто скуден ею, Чтоб прежним мне воскреснуть на земле.

- Друг Ваш мертвый рассуждает и говорит так: ежели небо отняло красоту у всех других людей в мире, дабы меня одного создать таким прекрасным, каким создало, и ежели по божественным законам я должен ко дню Страшного суда явиться таким же, каким был когда-то, то отсюда следует, что красоту, данную мне, я не могу вернуть тем, у кого отнял ее, но что я должен быть прекраснее их в вечности, а они - уродливее меня. Это - противоположность той мысли, какую я выразил вчера, но то - притча, а это - истина.

Ваш Макельоньоло Буонарроти

12

Я словно б мертв, но миру в утешенье Я тысячами душ живу в сердцах Всех любящих, и, значит, я не прах, И смертное меня не тронет тленье.

- Ежели достаточно, не посылайте мне больше ничего.

16

Здесь рок послал безвременный мне сон, Но я не мертв, хоть и опущен в землю: Я жив в тебе, чьим сетованьям внемлю, За то, что в друге друг отображен.

- Не хотел посылать вам это, потому что скверно вышло, но форели и трюфели одолели бы и само небо. Вверяю себя вам.

17

Когда ста лет в двучасье ты лишился. То вечности тебя бы люстр лишил; - О нет, затем что за день век прожил, Кто за день жизнь познал и в склеп спустился!

- Некто видит Чеккино мертвым и обращается к нему, а Чеккино отвечает.

18

К благой судьбе я смертью приведен: Бог не желал меня увидеть старым, И так как рок не властен большим даром, Все" кроме смерти, было б мне в урон.
- Теперь, когда обещание пятнадцати надписей выполнено, я больше уже не повинен вам ими, разве что придут они из рая, где он пребывает.

19

Вот этот прах, остатки бытия, Где лика нет, где очи уж истлели, - Урок тому, кого пленять умели, В какой тюрьме жила душа моя.
вернуться

44

(Frey, LXXm: Girardi, 179, 181 - 183, 185, 186, 190, 194 - 197, 199, 206, 211, 223)

Эта серия четверостиший является частью - пятнадцать из пятидесяти - эпитафий, написанных Микеланджело на смерть юноши Франческо (уменьшительно - Чеккино) Браччи; он умер в отроческом возрасте, пятнадцати лет, и был племянником близкого микеланджеловского друга и соотечественника Луиджи дель Риччо, флорентийского эмигранта, поселившегося в 1534 г. в Риме. Юноша был сиротой и Риччо воспитывал его у себя. Он питал необычайную привязанность к Чеккино, отличавшемуся, по отзывам современников, редкой красотой и привлекательностью. Его внезапная смерть потрясла Риччо, который пожелал, чтобы сам Микеланджело изваял надгробие для Чеккино и составил на него эпитафию; однако Микеланджело, набросав, было, эскизы, затем уклонился от выполнения заказа, и надгробие было сделано другим лицом. Но сочинение эпитафии заняло художника, и он в течение всего года, последовавшего за кончиной Чеккино, посылал Риччо всевозможные варианты надгробного четверостишия, на что Риччо ответствовал в знак благодарности подношениями лакомств и яств. О них-то и упоминает Микеланджело в прозаических приписках к эпитафиям, содержащих также ряд его замечаний и оценок своих четверостиший. Ни одно из них все же на гробницу Чеккино не попало - может быть, по той причине, что Риччо предпочел в конце концов не итальянскую, а латинскую надпись для своего любимца. Смерть Чеккино последовала в январе 1544 г. - этим годом определяется и датировка стихов.