Но, восстав от тяжелого сна,
К твоей славе прилепились сильней, —
Тебя славим, о мысленный свет!
Комитас
Армянский поэт
VII век
* * *
Жены, славны страной и народом своим,
Предлагали жемчуг, незнакомый дотоль,
За многих себя оставляли в залог,
Выкупом став для чуждой земли.
Вам — корабль вести, ваш опытен дух,
Стремительна мысль, безвременна плоть,
По долгим путям житейских пучин
Невредимо неслись и дошли до Христа.
Вы — ветви лозы виноградной Христа.
Виноградарь небес сберет ваш сок;
Вы дали себя в точиле топтать,
Чтоб вечных блаженств чашу испить.
От житейских нужд отвратились вы,
Ибо все здесь сон и прикрасы лжи,
Обольщенью нег вы не предали душ,
Убедясь, что величье — одна суета.
Завиден чрез вас стал девства чертог,
Ваша кровь и огонь обновили его,
Вы предали плоть мечу и костру,
Неугасимый свет вы в чертог внесли.
Тридцать семь — число тех блаженных дев
Венчанных вовек невянущим венком,
Высоко взнесенных над всем земным,
Блаженствующих здесь во славе творца.
Давтак Кертог
Армянский поэт
VII век
Плач на смерть великого князя Джаваншира
О всеведущий дух, ниспошли благодать,
Дай мне силы на песню, на плач, на проклятье,
Разумение дай, чтобы внятно сказать
Слово скорбное о невозвратной утрате!
Горе тяжкое плакать заставило нас,
Стон печали над нами пронесся, как пламя.
Пусть все сущее в мире услышит наш глас,
Все живущее слезы прольет вместе с нами.
Нас стена защищала, но пала стена.
Скалы, нас укрывавшие, ныне разбиты.
Нам светила луна — закатилась луна,
Слово твердое рухнуло — нет нам защиты!
Мы не ждали беды, но пришла к нам беда.
Власть добра и надежд победило безвластье,
Свет чудесного царства угас навсегда,
Счастья сад превратился в пустыню несчастья.
Эти беды и горести нашего края,
Может, те, что предрек многомудрый Исайя{14},
Ибо светлого крестовоздвиженья день
Омрачила беда и страдания тень.
И грядущее стало темно и безвестно,
Дух вражды и безверья туманит нам путь.
Нечестивые вырыли черную бездну,
Чтобы нашего пастыря в бездну столкнуть.
Словно лев, был он грозен, не будучи злым,
Для старейшин родов был опорой и властью,
Ликовали друзья от любви и от счастья,
И от страха враги замирали пред ним.
Был он первым по мужеству и по уму.
К самым дальним пределам неслась его слава,
Поклониться спешили соседи ему,
Восхваляли его все края и державы.
Даже греческий царь, даже юга князья
Домогались с властителем нашим свиданья
И, гордясь, что они Джаванширу друзья,
Принимали с почтеньем его назиданья.
И в гордыне забыли, что люди — мы прах,
Что во власти господней и счастья и беды.
Бога мы прогневили, погрязнув в грехах,
И правителя нашего смерти он предал.
Ангел, что охранял его душу и плоть,
От него отдалившись, обрек на страданье.
В горький час отвратился от князя господь,
Оставляя насильникам на поруганье.
Лицемер потаенно свой меч навострил,
К убиенью коварно готовясь заране,
И смертельный удар Джаваншира сразил —
Темной ночью погиб он, как моавитяне{15}.
Джаваншир, надо всеми возвысился ты!
Исходили завистники злобой безмерной.
Ты убит был тайком средь ночной темноты,
Ты скончался, израненный немилосердно.
Лишь вошла злая смерть в государеву грудь —
Солнце вмиг изменило извечный свой путь.
На земле пусть убийца живет нелюдим,
Словно Каин, для всех ненавистен и страшен.
Птицы певчие пусть не щебечут над ним,
Пусть лишь черные вороны крыльями машут.