Выбрать главу
II
Час настает, и громкий судный глас Уже гремит в ущелиях отмщенья. Он нас зовет и порождает в нас Страстей противоборных столкновенье. И сонмы сил, недобрых и благих — Любовь и гнев, проклятья и молитвы, — Блистают острием мечей своих И дух мой превращают в поле битвы! И снова дух смятен мой, как вначале, Когда я благодати не обрел, Которую апостол Павел{31} счел Превыше Моисеевых скрижалей{32}. Мне ведомо, что близок день суда, И на суде нас уличат во многом, Но божий суд не есть ли встреча с богом? Где будет суд — я поспешу туда! Я пред тобой, о господи, склонюсь И, отречась от жизни быстротечной. Не к вечности ль твоей я приобщусь, Хоть эта вечность будет мукой вечной? Я грешен был, я преступал закон, Я за грехи достоин наказанья Страшней, чем мука варварских племен, Поверженных твоею гневной дланью. Для филистимлян{33} и едомитян{34} Годами ты отмерил наказанье, Но вечный огнь в удел мне будет дан За все мои сомненья и деянья. Ждет Страшный суд меня, но до тех пор Удел при жизни выпал мне не лучший: При жизни обречен я на позор И ожиданье кары неминучей. Нас вознести иль превратить во прах, Низвергнуть в ад иль даровать спасенье Во всем ты властен, все в твоих руках, Приявший муки в наше искупленье!

Слово к Богу, идущее из глубин сердца

(Гл. 2)

I
Взывал ты, повторял священный стих, Склонялся пред отцом своим небесным, Судящим по делам сынов своих, Не обольщаясь рвеньем их словесным. Страдал твой род в египетском плену, Но не дал ты ему лишиться веры. С кем, Моисей, сравнить тебя дерзну, Найду ли я достойные примеры?
Я грешен, я упрям в грехе своем, Я — варвар, недостойный божья слова. Та кара, коей предан был Содом{35}, И по моим грехам не столь сурова. Как Ханаан{36}, грехом я осквернен, Я — Амалик{37}, меня нельзя наставить, Как идолообитель Вавилон, Меня разрушить легче, чем исправить. Обломком жалким я встаю из мглы, На мне лежит проклятье, грех Иудин{38}.
Как древний Тир{39}, достоин я хулы, Я, как Сидон{40}, порочен и подсуден. Я старца одряхлевшего слабей От дней развратных и от жизни шумной. Я — голубь, кроткий в глупости своей, А не в своей смиренности разумной. Я как яйцо, где скрыт змеиный яд. Ехидна я, что львицей почиталась. Я — Иерусалим, старинный град Пред тем, как от него лишь пыль осталась. Я — человек, чья сущность не чиста. Шатер пустой, не избежавший бедствий. Я — крепость, чьи сокрушены врата, Наследникам ненужное наследство. Я — дом, но дом забытый испокон. И чтоб его избавить от проклятья, Он должен быть очищен, обновлен, Обмазан глиной божьей благодати.
А у меня нет для спасенья сил, Я слаб, я сломлен тяжкими грехами, И справедливейший определил При жизни место мне в зловонной яме.
Я изгнан, я отвержен, я забыт, Смятен я духом, жалок я обличьем. Я — тот талант, который был зарыт Рабом лукавым, как глаголет притча.{41}
II
Всех душ и всякой плоти созидатель, Многоусердный в милости своей, Дай верить мне, как верил Моисей — Пророк, твоей достойный благодати. Дай завершить мне книгу песнопений Достойною твоих благословений.
В обитель, где ты должен нас принять, Я начал путь свой, плача и стеная, Дай грех мне искупить и злаком стать, Возликовать при сборе урожая. И как грехи мои ни велики, Не дай иссякнуть слез моих истокам, И, как гонимых, ты не обреки Мой дух и сердце засухе жестокой, Пред тем как мы услышим неба глас, А небо — глас земли, где сонмы нас… Пусть чистая молитва и елей, Все, что тебе святыми воздается, Проникнет в суть души моей скорей, Чем тела оскверненного коснется. О господи, я — глина, ты — творец, Спаси меня, небесный мой отец. Чтоб на земле мне духом укрепиться, Чтоб в час, когда вступлю я в мир иной И небо ты разверзнешь предо мной, Я б мог его сияньем насладиться, Чтоб под небесным этим светом впредь, Как воску, не растаять, не сгореть.