Но это — дела половина!
Нужны траншеи в полный рост, —
берешь кирку: земля не глина,
а камень, брат, не так-то прост!
Скалистый пласт искрит под ломом,
рубашка сохнет на траве,
удар наносишь по изломам —
он отдается в голове...
Но это — дела половина!
На лесопилке склад пустой,
берешь пилу, а лес — махина,
кондовый спелый древостой!
Такое дерево повалишь,
что обнимаешь ствол вдвоем,
но ты ругаешь, а не хвалишь
его в усердии своем...
Но это — дела половина!
Хлеб осыпается в полях,—
берешь косу, покос — лавина
и на тебя идет впотьмах!
Росой унизанный шиповник
шумит у леса под луной,—
не отличил бы и полковник
овса от пыли водяной...
Косить все горше без рубахи —
свет блещет резко, как стекло...
А хлеб такой, что только взмахи
видны идущему в село.
На горизонте гаснут скалы,
стекает с них последний блеск,
и косы на плечах усталых
уносит полк в еловый лес.
И та дорожка полевая,
которой в сумерки брести,
стремится в сердце, как живая,
навеки место обрести.
Ты самой долгою любовью
преисполняешься к земле,
где камень ставишь в изголовье
и спишь под елями в тепле.
Не высыхает пот соленый
в той академии наук,
куда под твой шатер зеленый
не залетает с фронта звук...
Но это — дела половина!
Другая в тыщи раз трудней —
дойти до самого Берлина
с пехотной выкладкой своей!
1956
НИКОЛАЙ ТИХОНОВ
ЛЕНИНГРАД
Петровой волей сотворен
И светом ленинским означен —
В труды по горло погружен,
Он жил — и жить не мог иначе.
Он сердцем помнил: береги
Вот эти мирные границы,—
Не раз, как волны, шли враги,
Чтоб о гранит его разбиться.
Исчезнуть пенным вихрем брызг,
Бесследно кануть в бездне черной —
А он стоял, большой, как жизнь,
Ни с кем не схожий, неповторный!
И под фашистских пушек вой
Таким, каким его мы знаем,
Он принял бой, как часовой,
Чей пост вовеки несменяем!
1941—1943
МОГИЛА КРАСНОАРМЕЙЦЕВ НА ПЛОЩАДИ В БЕЛГРАДЕ
Им, помнившим Днепр и Ингулец,
Так странно — как будто все снится —
Лежать между радостных улиц
В земле придунайской столицы.
Смешались в их памяти даты
С делами, навек золотыми;
Не в форме советской солдаты,
Как братья, стояли над ними.
И женщины в черном поспешно
Цветами гробы их обвили
И плакали так безутешно,
Как будто сынов хоронили.
И юные вдовы Белграда
Над ними, рыдая, стояли,
Как будто бы сердца отраду —
Погибших мужей провожали.
Страна приходила склоняться
Над их всенародной могилой,
И — спящим — им стало казаться,
Что сон их на Родине милой,
Что снова в десантном отряде,
Проснутся и в бой окунутся,
Что снится им сон о Белграде,
И трудно из сна им вернуться.
1947
МИХАИЛ СВЕТЛОВ
ИТАЛЬЯНЕЦ
Черный крест на груди итальянца —
Ни резьбы, ни узора, ни глянца.
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый...
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.