МЫ ПРОСИМ ОБ ОДНОМ ТЕБЯ, ИСТОРИК
Был отступленья путь солдатский горек,
как горек хлеба поданный кусок...
Людские души обжигало горе,
плыл не в заре, а в зареве восток.
Рев траков над ячейкой одиночной
других сводил, а нас не свел с ума.
Не каждому заглядывали в очи
бессмертье и история сама.
Пошли на дно простреленные каски,
и ржавчина затворы извела...
Мы умерли в болотах под Демянском,
чтоб, не старея, Родина жила.
Мы просим об одном тебя, историк:
копаясь в уцелевших дневниках,
не умаляй ни радостей, ни горя —
ведь ложь, она как гвозди в сапогах.
1947
НА МАМАЕВОМ КУРГАНЕ
Когда тебе придется в жизни круто —
любовь изменит,
отойдут друзья
и, кажется, прихлынет та минута,
перед которой выстоять нельзя,—
приди сюда,
на этот холм отлогий,
где в голыши скипелись кровь и сталь.
Вглядись в свои обиды и тревоги,
в слова,
в дела,
в нелегкие дороги,
все соизмерь и на колени стань.
И многое предстанет мелким, вздорным,
и боль утихнет,
хоть была крепка...
Полынь и щебень. Как трава упорна!
И отливают бронзой облака.
1950
КОНСТАНТИН ВАНШЕНКИН
ВИНТОВКА
Утром, незадолго до привала,
Возле незнакомого села
Пуля парня в лоб поцеловала,
Пуля парню брови обожгла.
По снегу шагали батальоны,
Самоходки выровняли строй.
Покачнулся парень удивленно
И припал к проталине сырой.
И винтовка тоже, как живая,
Вдруг остановилась на бегу
И упала, ветви задевая,
Притворившись мертвой на снегу...
Похоронен парень у Дуная,
До него дорога далека,
Но стоит винтовка боевая
В пирамиде нашего полка.
1949
БЫВШИЙ РОТНЫЙ
В село приехав из Москвы,
Я повстречался с бывшим ротным.
Гляжу: он спит среди ботвы
В зеленом царстве огородном.
Зашел, видать, помочь жене,
Армейский навести порядок
И, растянувшись на спине,
Уснул внезапно между грядок.
Не в гимнастерке боевой,
Прошедшей длинную дорогу,
А просто в майке голубой
И в тапочках на босу ногу.
Он показался странным мне
В таком наряде небывалом.
Лежит мой ротный на спине
И наслаждается привалом.
Плывут на запад облака,
И я опять припоминаю
Прорыв гвардейского полка
И волны мутного Дуная.
В тяжелой мартовской грязи
Завязли пушки полковые.
«А ну, пехота, вывози!
А ну, ребята, не впервые!..»
Могли бы плыть весь день вполне
Воспоминанья предо мною,
Но я в полнейшей тишине
Шаги услышал за спиною.
И чей-то голос за плетнем:
— Простите, что побеспокою,
Но срочно нужен агроном... —
Я тронул ротного рукою.
...Мы пили с ним два дня спустя,
Вина достав, в его подвале,
И то серьезно, то шутя
Дороги наши вспоминали.
Потом уехал я домой,
Отдав поклон полям и хатам,
Остался славный ротный мой
В краю далеком и богатом.
И снится мне, как за окном
Деревья вздрагивают сонно.
С утра шагает агроном
По территории района.
По временам на большаке
Пылит пехота —
взвод за взводом,
Да серебрится вдалеке
Гречиха, пахнущая медом.
1949
ПЕРВОГОДКАМ
Полк деревья валил для блиндажных накатов,
Полк упрямо работал и ночью и днем.
Мы пилили на пару с бывалым солдатом,
Но у нас плоховато пилилось вдвоем.
И товарищ, пилотку на лоб нахлобучив,
Говорил, под сосной отдыхая в тени:
— Ты москвич-то москвич, а пилить не обучен,
Ты не дергай пилу, осторожней тяни...
Я тянул осторожней. Пилотка от соли
Стала твердой, как жесть. Побелела в три дня,
Я набил на руках кровяные мозоли,
На земле засыпал, не снимая ремня.