Именно на эти животрепещущие вопросы - как «защищать -большевиков», «что может дать нам свобода» - искали в первую очередь ответа в газете или брошюре. Но всепоглощающий, казалось бы, накал политической борьбы не исключал и других интересов. Свойственная народу «художественная жилка», любовь к зрелищу, занимательному рассказу или яркой картинке, - все это обретало новые формы, получало самое широкое проявление. Своеобразная атмосфера, в которой теперь все чаще бытовало художественное слово, раскрывается в одном из очерков А. Серафимовича, написанном под впечатлением посещения воинских частей перед их отправкой на врангелевский фронт.
«Сделали обзор текущих событий. Потом было прочитано два рассказа: один - из солдатской жизни до революции, другой - из красноармейской жизни.
И как же слушали! Какой здоровенный хохот прокатывался по рядам! Или какими широко, по-детски разинутыми глазами смотрели эти бронзовые люди на читающего в драматических местах!
Потом повели их на спектакль. Труппа тамбовского Пролеткульта поставила в школе „Марата“ и „Мстителя“.
И с какой голодной жадностью смотрели! Да ведь из чужой жизни. А если бы из своей, из родной!
- Ноне у нас праздник, - говорили бойцы, радостно блестя глазами»19.
Характерны черты и подробности этой, типичной для того времени, картины: и то, что «художественная часть» непосредственно следовала за митингом с обзором текущих событий, и почти детское удивление и радость массовой аудитории перед явлениями искусства, и, наконец, как подчеркивает Серафимович, потребность рядового зрителя увидеть в художественном отражении наиболее близкое ему по жизненному опыту, навыкам, вкусам. Следующим шагом в этом направлении были массовые попытки творить, та самодеятельная инициатива, которая приобрела в первые годы революции поистине гигантский размах.
Литературная продукция такого рода охотно печаталась в пролеткультовских и других журналах, ей отводили место столичные, провинциальные и фронтовые газеты, она составляла содержание специальных сборников, «песенников» и т. д. Редакция «Боевой правды» призывала своих читателей: «Товарищи-красноармейцы. „Боевая правда“ - ваша фронтовая, боевая газета. Столбцы „Боевой правды“ открыты для статей, стихов, заметок, мыслей, вопросов каждого красноармейца... Делитесь с товарищами вашими думами. Расскажите им о вашей жизни»...»20. И часто под прямым воздействием этих обращений рядовой читатель, может быть еще совеем недавно овладевший грамотой, брался за перо. Одна из фронтовых газет в разделе «Почтовый ящик» публиковала такой характерный «отклик»:
«Тов. Григорьев!
Вы приглашаете сотрудничать в наших газетах и укоряете тех, кто до сих пор этого не сделал.
Вполне правильно.
Присоединяюсь к вашим словам и для начала присылаю небольшое стихотворение, написанное наспех»21.
И здесь же рядом печатались эти, наспех, по горячим следам военных событий написанные стихи:
Еще один лихой удар
И будет сломлен злобный враг,
И над Сибирью - верьте мне -
Взовьется гордый красный стяг22.
Конечно, в той же фронтовой печати сотрудничали и профессиональные литераторы, поэты; в «Боевой правде» работали
В. Князев и молодой, еще только вступавший в литературу, К. Федин23, на страницах армейских газет постоянно выступал Демьян Бедный и другие. Но когда говорят о фронтовой поэзии эпохи гражданской войны, то имеют в виду не этих, а других, безыменных авторов, непосредственно принадлежавших к красноармейской среде. По-разному и о разном писали они свои стихи: здесь были и обычные для того времени торжественные гимны, и описания боевых эпизодов, и наставление, как надо «содержать винтовку». Но сквозь всю эту пестроту пробивался живой голос рядового участника героических событий, который сам рассказывал о себе, делая это «подчас неумело, хотя по-своему выразительно и достоверно.
Перед боем
(Письмо красноармейца)
Последний нонешний денечек
Сижу за письменным столом:
Батрацкий завтра же сыночек
Пойдет бороться со врагом.
Пойду я в красные солдаты
Свободу, волю защищать.
Мы вам покажем, супостаты,
Как волю нашу отнимать.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прощай, Галево яркокрасный,
Прощай, наш Воткинский завод,
Прощай, Маруся, взгляд твой ясный,
Прощай, батрацкий весь народ.
Пойдем сомкнутыми рядами,
Все в наступленье перейдем.
Домой вернемся молодцами
Или геройски все умрем24.
Творчество красноармейских поэтов пользовалось большой популярностью. Фронтовые стихи и песни брались бойцами на вооружение. Эти явления фронтовой поэзии, близкие отчасти к фольклору, отчасти к художественной самодеятельности, лишь немногими лучшими своими образцами непосредственно примыкали к «большой литературе». Но вне этого фона (и притом отнюдь не нейтрального) трудно понять важные особенности литературного развития тех лет.
Искусство революции утверждало себя на самой широкой демократической основе. Оно настойчиво стремилось вплотную сблизиться с интересами и чаяниями народа, и это предопределило многие характерные изменения в формах литературной жизни, условиях творческой работы, взаимоотношениях писателя с читателем.
Не случайно в те годы на передний план выдвигается фигура Демьяна Бедного. Необычайная популярность поэта, широкий размах его деятельности, огромные тиражи изданий, интенсивное сотрудничество в прессе - все это было тесно связано с той борьбой за массовость поэзии, которую так последовательно и плодотворно вел Бедный. Свои основные художественные убеждения он выразил во многих декларациях, относящихся подчас уже к более позднему времени, но имеющих подчеркнуто итоговый характер. «Что до меня, то я позиций не сдаю, на чем стоял, на том стою»25, - пишет поэт в стихотворении «О соловье» (1924), прямо указывая, что проблема массового искусства не нова, что речь идет о взглядах, которые у него, Бедного, выработались давно и под непосредственным воздействием революционных преобразований.