А на юге в небе светло-синемТаял зов, на крыльях уносимый.
ТАК СТРИЖ В ПРЕДГРОЗЬЕ…
На синий снег летели щепки,Чуть розоватые собой,А самый ствол, прямой и крепкий,Мы на санях везли домой.
Там после тщательной просушкиГулял рубанок по стволу,И солнцем пахнущие стружкиЛежали пышно на полу.
А в час, когда дымки на крышахИ воздух звонок, как стекло,Я уходил на новых лыжахНа холм высокий, за село.
Такой нетронутый и чистыйВесь мир лежал передо мной,Что было жалко снег пушистыйЧертить неопытной лыжней.
Уже внизу кусты по речкеИ все окрестности внизу,И тут не то что спрыгнуть с печкиИль прокатиться на возу.
Тут ноги очень плохо служатИ сердце екает в груди.А долго думать только хуже,А вниз хоть вовсе не гляди.
И я ловчил, как все мальчишки,Чтоб эту робость провести:Вот будто девочку из книжкиМне нужно броситься спасти.
Вот будто все друзья ватагойИдут за мною по пятамИ нужно их вести в атаку,А я у них Чапаев сам.
Под лыжей взвизгивало тонко,Уж приближался миг такой,Когда от скорости шапчонкуСрывает будто бы рукой.
И, запевая длинно-длинно,Хлестал мне ветер по лицу,А я уже летел долиной,Вздымая снежную пыльцу…
Так стриж в предгрозье, в полдень мая,В зенит поднявшись над селом,Вдруг режет воздух, задеваяЗа пыль дорожную крылом.
УХОДИЛО СОЛНЦЕ В ЖУРАВЛИХУ…
И тогда из дальнего оврагаВслед за стадом медленных коровВыплывала темная, как брага,Синева июльских вечеров.
Лес чернел зубчатою каймоюВ золоте закатной полосы,И цветок, оставленный пчелою,Тяжелел под каплями росы.
Зазывая в сказочные страны,За деревней ухала сова,А меня, мальчишку, слишком раноПрогоняли спать на сеновал.
Я смотрел, не сразу засыпая,Как в щели шевелится звезда,Как луна сквозь дырочки сараяГолубые тянет провода.
В этот час, обычно над рекою,Соловьев в окрестностях глуша,Рассыпалась музыкой лихоюЧья-то беспокойная душа.
"Эх, девчонка, ясная зориночка,Выходи навстречу – полюблю!Ухажер, кленовая дубиночка,Не ходи к девчонке – погублю!"
И почти до самого рассвета,Сил избыток, буйство и огонь,Над округой царствовала этаЧуть хмельная, грозная гармонь.
Но однажды где-то в отдаленье,Там, где спит подлунная трава,Тихое, неслыханное пеньеЗазвучало, робкое сперва,
А потом торжественней и вышеК небу, к звездам, к сердцу полилось…В жизни мне немало скрипок слышать,И великих скрипок, довелось.
Но уже не слышал я такую,Словно то из лунности самойМузыка возникла и, ликуя,Поплыла над тихою землей,
Словно тихой песней зазвучалиБелые вишневые сады…И от этой дерзости вначалеЗамолчали грозные лады.
Ну а после, только ляжет вечер,Сил избыток, буйство и огонь,К новой песне двигалась навстречуЧуть хмельная грозная гармонь.
И, боясь приблизиться, должно быть,Все вокруг ходила на басах,И сливались, радостные, обаВ поединок эти голоса.
Ночи шли июльские, погожие,А в гармони, сбившейся с пути,Появилось что-то непохожее,Трепетное, робкое почти.
Тем сильнее скрипка ликовалаИ звала, тревожа и маня.Было в песнях грустного немало,Много было власти и огня.
А потом замолкли эти звуки,Замолчали спорщики мои,И тогда ударили в округеС новой силой диво-соловьи.
Ночь звездою синею мигала,Петухи горланили вдали.Разве мог я видеть с сеновала,Как межой влюбленные прошли,
Как, храня от утреннего холода,-Знать, душа-то вправду горяча —Кутал парень девушку из городаВ свой пиджак с горячего плеча.
ПЕТУХИ
Много ли в жизни нужноВ раннюю пору эту?Бегали стайкой дружнойПо зеленому лету.
Но к осени ясно стало —К осени выросли перья:Два петуха в стае,И вместе нельзя теперь им.
И раньше или позднееБыть великому спору:Который из них сильнее,Кому вожаком быть впору.
А кому под топор на плахе,Такова уж петушья участь.Мой дед в домотканой рубахеДаже рукав не засучит.
Вот уж и снег спускается —Быть кровавому спору.Словно клинки, сшибаютсяЗлые кривые шпоры.