Пустой стул
Сев на стул ухода Ван Гога
В хаосе прекрасном мастерской,
Возвращаюсь я к вопросам Бога.
Возвращаюсь я к себе самой.
Сев на стул потери Ван Гога,
Думаю об уходящих близких лицах:
У ушедших душ одна дорога –
Оставлять посланья
На летящих птицах.
Не всегда понятных и красивых,
Не всегда ночами мирно спящих,
Не всегда влюбленных и любимых,
Но сквозь время очень настоящих
Нас не раз покинет близкий взгляд,
Заставляя гаснуть, спотыкаться,
Падать и брести впотьмах назад.
Их искать. Их лица. Вновь теряться.
Прав Гиппократ сквозь толщу лет
Ввека его девиз непобедим:
«Сгорая сам, свети другим.»
И я пойду сквозь тьму на этот свет.
***
Прощайте, Артур.
Мой стих довольно драматичен,
Излишний слышен в нем надрыв,
Порою несколько критичен,
Тому причина – наш разрыв.
В плену событий тонкой паутины,
Попутно прячась от судьбы теней,
С тобой спасалась от мирской рутины,
Купаясь в неге наших лучших дней.
Так я смогла забыть о жутком страхе,
Что душу мамы забирает мгла,
И голова лежит на смертной плахе.
Не навсегда, на время. Но смогла.
Но все же много струн оборвалось,
И как бы виртуозно ни играл,
Звучать, как хочешь, мне не удалось.
И скрипки это ты не удержал.
Ты говорил, что мне неинтересен,
И в этом, разумеется, не прав.
Других людей мне вкус постыл и пресен,
Не то, что твой разгоряченный нрав.
Его пила и им же отравлялась,
За ним бежала и томилась им,
Его любила и его пугалась
И не хотела заменять другим.
Ты рисовал искусными кистями,
А я пыталась словом рисовать.
Ты шел за хулиганскими мечтами-
И тут ловчилась я не отставать.
Но полно нам минорных нот
В мелодии стиха забвенной!
Достану из пчелиных сот
Мед музыки проникновенной:
Пылай же ярче всех других,
Подставив ураганам грудь,
И в битве споров непростых
Найдешь однажды правды суть.
И воплоти на всех картинах
Все то, что зиждешь на душе,
И протори во всех долинах
Свободный путь от злых клише.
Нарви как ржи рукою голой
Историй вечных и прекрасных
И порази искрою новой
В глазах навечно к жизни страстных.
Увы, бывала я обузой,
Снедая все твое терпенье,
Найди же ту, что станет музой,
Навек дарящей вдохновенье.
В одной руке с лихим клинком,
Чтоб храброй быть тебе под стать,
В другой с красивейшим цветком,
Чтобы по-женски обаять.
(Такой и я пыталась стать).
Наверное, я все сказала
И выполнила свою роль.
А если строчек слишком мало,
То потому лишь, что устала
Тревожить сердца злую боль.
Прощайте, Артур. И простите.
Не сделала из Вас счастливого.
Впредь, что имеете – цените.
Когда-то Ваша,
Анна Климова.
***
От истоков до самых глубин
Ночь крепка.
Засыпаю поспешно опять.
Мой Морфею глубокий поклон.
Разминая в потёмках кровать,
Жду любимый сапфировый сон.
Ночь крепка.
Вижу мальчик один
Обнимает печально луну.
Это сна моего господин,
Он ее не оставит одну.
Ночь хрупка,
Он упрямый герой!
Загрустив, далеко уплывет.
Поцелует любимых рыб под водой,
Разбивая руки об лед.
И расскажет им все про свой первый полет-
Его речь как каркасы стихов!
Если рыбы глухи, он им песню споет
Языком, что без звуков и слов.
Ночь тиха.
Он отчаян и смел.
Он танцует под оклики птиц,
Что кричат на ура в пару сот децибел,
От их песен все падают ниц,
Но не он.
Ведь в глазах дикий зов
Обойти всю Луну,
Прешагнув через ров,
Обуздать ту волну,
Что лишит всех душевных оков.
Ночь бледна,
Но я все еще сплю.
И пока не настанет рассвет
Я из глины прибрежной слеплю
С лунным мальчиком новый сюжет.
Ночь грустна иногда,
Это жизни урок.
Он сегодня не хочет летать.
Это все непроста,
Он порой одинок,
Но не знает, как это сказать.
Ночь легка и крепка,
Ночь сложна, но нежна.
Утром ночь далека,
Что нет сил превозмочь,
Мне как воздух нужна
Эта лунная ночь,
Чтобы больше понять,
Чтоб быть ближе к Луне
И снежинкой летать
Вместе с ним в этом сне.
Это сна Господин
Он навеки во мне.
Доживет до седин
Без печальных морщин,
Только рыбок хвосты
Так приятно просты
От истоков до самых глубин.
***
А большего нам ничего и не надо!