«По родимой по южной земле продвигаются танки…»
По родимой по южной земле продвигаются танки,
И над ними, смотри, чьи-то тени, одетые в форму.
Это Симонов, Слуцкий, смотри же, а вот Левитанский,
Нам не сдюжить без них, нам нужна эта вечная фора.
Здесь Кульчицкий, Самойлов, Майоров, Отрада и Коган,
Недогонов, Гудзенко; погоны вернее, чем крылья.
Коммунисты, сегодня они, словно лики с иконы,
Отгоняют от нас вельзевулых полчищ засилье.
Нам враги оставляют в оранжевом небе наколки,
Ничего, мы сведём их, форсировать Днепр не впервой.
А поэты войны возвратятся на книжные полки,
Весь бессмертный их полк возвратится в бессмертный свой строй.
«Снаряды, войной зачумлённые…»
Снаряды, войной зачумлённые,
Прицельно попали в дурдом,
И психи идут изумлённые,
В грядущее веря с трудом.
И с ними уже всё хорошее
Случилось, свобода пришла.
Идут они злые, обросшие,
За ними дымится зола.
Не слышат они наступления,
Случайной покорны судьбе.
Не стоит им ждать подкрепления,
Ведь сами они по себе.
И кто-то из них был Гагариным,
И Сталиным был, и Брандо,
Теперь никогда не состарятся.
Идут они после и до.
У них стопроцентное алиби,
Никто не отдаст им плаща.
И с ними идёт апокалипсис
В обличье простого хлыща.
«Дети боятся взрывов…»
Дети боятся взрывов,
Дети не виноваты.
Хочется быть счастливым,
Только мы все из ваты,
Только мы все из сора,
Мы не стихи, мы проза.
Наши цветы иссохли,
Не избежав наркоза.
Дети боятся ночью
Страшного Карабаса.
У — называлась точкой.
Новый словарь Донбасса.
У — называлось место,
Где сатана гуляет.
Благостен под оркестр
Чёрненький гауляйтер.
Вижу во тьме кромешной
Тьму, что на свет похожа.
Все мы за мир, конечно.
Все мы за мир… И что же?
«В Петербурге бывая, я думаю, что государь…»
В Петербурге бывая, я думаю, что государь
Нам построил его, чтоб мы знали: за нами держава,
Что за нами всегда остаётся священное право
За неё умирать. Мой отныне хромает словарь,
Как писать о великом Петре, я не ведаю больше,
Если снова Полтава не наша и тень от Мазепы
Застилает нам небо. Давайте придумаем скрепы,
Чтобы время Петра прикрепилось к текущему столь же
Неразрывно, как всадник летящий с конём неразрывен.
Упаси нас Господь от в крови искупавшихся гривен.
А военное солнце без света и жалости жарит,
Ничего нам оно не вернёт, ничего не подарит.
Не запомнят зимы опалённые пламенем птицы.
Наши окна в Европу давно превратились в бойницы.
Елена Заславская
Эти русские
Эти русские мальчики не меняются:
Война, революция, русская рулетка,
Умереть, пока не успел состариться,
В 19, 20, 21-м веке.
Эти русские девочки не меняются:
Жена декабриста, сестра милосердия,
Любить и спасать, пока сердце
В груди трепыхается,
В 19, 20, 21-м веке.
Ты же мой русский мальчик:
Война, ополчение, умереть за Отечество…
Ничего не меняется,
Ничего не меняется,
Бесы скачут,
Ангелы ждут на пороге вечности.
Я твоя русская девочка:
Красный крест, белый бинт, чистый спирт…
В мясорубке расчеловечивания
Будет щит тебе
Из моих молитв.
А весна наступает. Цветущие яблони
Поют о жизни, презревшей тлен,
Так, будто тоже они православные,
Русские и после молитвы встают с колен.
Границы
Нас разделяют границы.
Линия фронта. Линия жизни.
Мы будем друг другу сниться,
Это всё, что осталось нам ныне.
Я ничего не забыла…
Но снова — в который раз —
Обрывается связь мобильная,
Остаётся сердечная связь.