что армия стреляет второй раз уже не в свой народ,
что у убийцы не просят амнистий просто.
что я знаю-то? как снаряд падает в огород
и воронка бывает в два человеческих роста.
да о чём я пишу? я кондовый, как советская песня,
там, где пули свистят по степи и журавли тебе держат место.
это не ко мне, серьёзно, если вам надо поинтересней —
я читаю сводки модной писанины вместо.
что я знаю? как вмиг лишаешься дома и прежней жизни
и считаешь, что повезло, другим было намного хуже.
нет ничего интересного в моём соцреализме,
в мире креатива и мейнстрима на кой он нужен.
я пишу об одном и том же, не для изысканных книгочеев,
только позывные для тех, кому тоже невыносимо.
у кого всё спокойно, но хочется погорячее —
не читайте, идите мимо.
Не болит
Дуне Шереметьевой
Говорят, что не может пять лет болеть,
Говорят, Господь с вами, какая боль.
И ещё, что есть на крайняк балет…
Если под ногами качнётся пол.
Милосердна память, и время док
Забинтует, спирту в стакан плеснёт,
Не болит, иначе бы ты не смог
Удержать сурового неба гнёт.
Говорят, что так выгорает всё,
А иначе просто сойдёшь с ума.
Не считай, как вертится колесо —
Лето, осень, осень, опять зима.
И идёт здесь жизнь год считай за пять,
Вот и ты идёшь и опять идёшь.
Повторенье, мать, снова повторять,
Снег идёт и дождь, снег идёт и дождь.
Ну а если «Град», то здесь знают все,
Как летит, как падает, как звучит,
Сколько смерти в чёрном его свинце,
И кто будет меч, и кто будет щит.
Говорят, совсем уже не болит,
Встань и делай молча, что можешь ты.
Просто держит мир этот край земли,
И не знают здесь, что такое тыл.
Говорят, не можешь, а всё живёшь,
Говорят, не веришь — вложи персты.
А узнаешь правду — поймёшь, где ложь.
Вот и Бог с тобой или с Богом ты.
Всё нормально
у меня всё нормально. душевная боль не в счёт.
я одет по погоде, не голоден, жив… ещё.
надо мною не каплет, не падает, не печёт.
даже ангел ещё за плечом.
пролетают пока заплечных дел мастера,
ну и что тут такого, что вместо души дыра.
о душе не пишите, о крыльях — и всё пройдёт.
а не скажешь на чёрное белое — идиот.
в идиотском полку отставной барабанщик был,
может быть, счетовод и считал — всё гробы, гробы.
на Матфеевом списке писал — здесь был дом, и здесь,
кем бы ни был, да только вот вышел весь.
на куски разлетаясь в каждый обстрел, прилёт,
всё же, сука, дышу ещё, чёрт меня не берёт.
я все даты запомнил по накалу обсценных слов.
ну и как там на небе, скажи, неплохой улов?
на гибридной войне сам становишься вроде рыб —
не доносится звук из забытой такой дыры.
чем туманней вблизи, тем более даль ясна.
зарастают окопы травой — и у них весна.
у меня всё нормально. и нечего мне менять.
и бояться не нужно меня или за меня.
я дышу, говорю и, в общем, совсем неплох.
у меня всё нормально… да лучше б сдох.
Донецкое
Говорят, что у Данта над кругами адскими
Был ещё рай, но кто до него дочитывал?
Какие времена, такие и рифмы солдатские,
Защити себя сам какой умеешь защитою.
Нам выдавали полдень, и небо его было ласковым,
Но нам казалось тесно, мало, не слишком розово.
А когда всё стирают таким сумасшедшим ластиком,
Вдоль какого неба теперь мы пойдём с вопросами?
Если верить Данту, небес так же девять наверчено,
Святость тоже делится — на чистых и кто попроще.
Пусть меня не ждёт ни в одном никакая женщина,
Пусть все живут… пусть живут и никогда не ропщут.
Что нам рай, куда не пускают даже Вергилия,
И, куда ни ткнёшься, места под солнцем все заняты.
То, что нас не минует, как знать, может быть, помилует.
В город мины летят, а розы — по расписанию.