Так же точно следует разнообразить каждую часть каждого куска. Если пруд круглый, то дорожка, которая его окружает, должна быть октогональной, и то же самое следует заметить о каждой лужайке или булингрине, которые расположены посредине рощи.
Одинаковые сооружения не должны быть расположены по обеим сторонам центральной оси, за исключением открытых мест, где взор может охватить их разом, сравнивая их между собой, и судить о них как о едином произведении, – как, например, на партерах, булингринах, рощицах, открытых в небольших посадках или в посадках деревьев в шахматном порядке. Но в таких рощах, которые окружены палисадниками или состоят из высоких деревьев, рисунок их и наружные части всегда должны различаться, но, хотя они и должны быть различны, все же они всегда будут иметь между собой такие взаимоотношения и согласованность друг с другом в линиях и размерах, чтобы делать открытые места, на которых они расположены, прогалины и перспективы, правильными и приятными»[40].
Знаменитый исследователь XVIII века искусства Античности И. Винкельман был против симметрии. В письме к Эзеру он пишет: «Ошибками в композиции можно считать повторения, геометрические фигуры и повторяющуюся симметрию. Древние избежали этого, но выводили свои фигуры из этого однообразия, исключительно поскольку это было нужно…»[41]
Стремление к «садовому разнообразию» выражалось, в частности, и в том, что садоводы всех времен заботились о разведении редких сортов цветов, кустов и деревьев. Их привозили из разных стран – в том числе из восточных, южных, а впоследствии из американских.
Увлечение экзотическими и дорогими цветами было вполне естественно, если принять во внимание, что сад всегда был неким микромиром и должен был давать представление о богатстве Вселенной. В средневековых садах Западной Европы появлялись цветы и растения, ввозившиеся крестоносцами с Ближнего Востока, в садах Англии появлялись тогда же растения Средиземноморья, а в эпоху Ренессанса и барокко увлечение экзотическими растениями приобрело характер почти что мании.
Начиная с эпохи Ренессанса богатство сада постепенно становилось престижной необходимостью для всех представителей имущих классов, включая и королевские семейства.
Английская королева Елизавета I принимала даже послов в своем саду в Уайтхолле. Принимали в саду и русских послов, что было для них непривычно и казалось им обидным для их престижа.
Естественно, что такой «официальный» сад должен был быть особенно разнообразен и богат редкими растениями. «В Килингвортском парке фруктовые деревья, растения, травы, цветы, переливы цвета, щебетание птиц, струи фонтанов, плавающие рыбы – все в большом разнообразии напоминало о рае», – писал в 1575 г. Роберт Лейнам (Robert Laneham)[42].
Любовь к цветам отмечена еще в поэме Чосера «Легенда о добрых женщинах». Там, кстати, любимая англичанами «дэйзи» (маргаритка) фигурирует как эмблема безупречной женственности. Любовь англичан к цветам зафиксирована в поэзии Шекспира[43] и Спенсера.
«Theatrum botanicum» (1640) английского садовода Джона Паркинсона содержит описание 3800 различных садовых растений. Другой садовод, Джон Ри (John Rea), в книге «Флора» (1665) объявляет: «…избранная коллекция живых красот, редких растений, цветов и фруктовых деревьев составляет, несомненно, богатство, славу и отраду сада». В регулярном саду в Канонз в Мидлсексе, согласно описанию 1722 г., были «желуди, ввезенные из Легхорна, цветочные семена из Алеппо, черепахи с Майорки, особые утки, аисты, дикие гуси, вишневые деревья с Барбадоса, свистящие утки и фламинго… Там были страусы, голубые макао, домашние птицы из Виргинии, и певчие птицы, и, наконец, орлы, которые пили из специальных подогреваемых бассейнов»[44]. Газон в этом же саду постригался дважды или трижды в неделю и пололся ежедневно[45].
Насколько «серьезной» была семантика отдельных цветов, показывает история цветка, входившего в герб королевской Франции, – ириса, известного более как королевская лилия. Вот выдержка из работы знатока ирисов В. В. Цоффки: «В XII в. крестоносцы во главе с Людовиком VII, королем Франции, в 1147 г. вторглись в пределы Ближнего Востока и, находясь там, заметили особое отличие ириса от других цветков, нашли сходство между „fleur-de-lys“ и цветком ириса желтого, растущего на их родине, и отождествили „fleur-de-lys“ с ирисом желтым (Iris pseudocorus). Так, во время Второго крестового похода Людовик VII провозгласил „fleur-de-lys“ королевским знаком французской армии. За год до своей смерти Людовик VII в 1180 г. короновал своего сына Филиппа Августа на трон Франции. В связи с этим был издан декрет, согласно которому предопределялось, что наследник престола будет носить обувь, сшитую из голубого шелка с обязательным изображением ириса, а также мантию того же цвета с изображением „fleur-de-lys“. В 1340 г. эмблема „fleur-de-lys“ попадает в герб Англии, что начинает означать притязания Англии на часть земель Франции»[46].
41
43
Цветы и сады в творчестве Шекспира изучены в упомянутой уже выше монографии Henry N. Ellacomble «The Plant-Lore and Garden-Craft of Shakespeare» (1896). Разведение цветочных садов стало в XVI в. очень популярным искусством, и специальные книги о садах и их разведении появлялись довольно часто:
45
Отмечу попутно, что стволы деревьев в Царском Селе мылись мылом, дорожки выравнивались после каждого дождя, а за газоном был неменьший уход еще в середине XIX в.