Но едва запылает свеча,Чуткий мир уступает без боя,Лишь из глаз по наклонам лучаТени в пламя сбегут голубое.
Из “Трилистника соблазна"
2
Смычок и струны
Какой тяжелый, темный бред!Как эти выси мутно-лунны!Касаться скрипки столько летИ не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажегДва желтых лика, два унылых…И вдруг почувствовал смычок,Что кто-то взял и кто-то слил их.
“О, как давно! Сквозь эту тьмуСкажи одно: ты та ли, та ли?”И струны ластились к нему,Звеня, но, ластясь, трепетали.
“Не правда ль, больше никогдаМы не расстанемся? довольно?..”И скрипка отвечала да,Но сердцу скрипки было больно.
Смычок все понял, он затих,А в скрипке эхо все держалось…И было мукою для них,Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасилДо утра свеч… И струны пели…Лишь солнце их нашло без силНа черном бархате постели.
Минута
Узорные ткани так зыбки,Горячая пыль так бела, —Не надо ни слов, ни улыбки:Останься такой, как была;
Останься неясной, тоскливой,Осеннего утра бледнейПод этой поникшею ивой,На сетчатом фоне теней…
Минута – и ветер, метнувшись,В узорах развеет листы,Минута – и сердце, проснувшись,Увидит, что это – не ты…
Побудь же без слов, без улыбки,Побудь точно призрак, покаУзорные тени так зыбкиИ белая пыль так чутка…
Двойник
Не я, и не он, и не ты,И то же, что я, и не то же:Так были мы где-то похожи,Что наши смешались черты.
В сомненьи кипит еще спор,Но, слиты незримой чертою,Одной мы живем и мечтою,Мечтою разлуки с тех пор.
Горячешный сон волновалОбманом вторых очертаний,Но чем я глядел неустанней,Тем ярче себя ж узнавал.
Лишь полога ночи немойПорой отразит колыханьеМое и другое дыханье,Бой сердца и мой и не мой…
И в мутном круженьи годинВсе чаще вопрос меня мучит:Когда наконец нас разлучат,Каким же я буду один?
Бабочка газа
Скажите, что сталось со мной?Что сердце так жарко забилось?Какое безумье волнойСквозь камень привычки пробилось?
В нем сила иль мука моя,В волненьи не чувствую сразу:С мерцающих строк бытияЛовлю я забытую фразу…
Фонарь свой не водит ли татьПо скопищу литер унылых?Мне фразы нельзя не читать,Но к ней я вернуться не в силах…
Не вспыхнуть ей было невмочь,Но мрак она только тревожит:Так бабочка газа всю ночьДрожит, а сорваться не может…
Из “Трилистника осеннего”
2
Август
Еще горят лучи под сводами дорог,Но там, между ветвей, всё глуше и немее:Так улыбается бледнеющий игрок,Ударов жребия считать уже не смея.
Уж день за сторами. С туманом по землеВлекутся медленно унылые призывы…А с ним все душный пир, дробится в хрусталеЕще вчерашний блеск, и только астры живы…
Иль это – шествие белеет сквозь листы?И там огни дрожат под матовой короной,Дрожат и говорят: “А ты? Когда же ты?” —На медном языке истомы похоронной…
Игру ли кончили, гробница ль уплыла,Но проясняются на сердце впечатленья;О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла,И роскошь цветников, где проступает тленье…
Листы
На белом небе все тусклейЗлатится горная лампада,И в доцветании аллейДрожат зигзаги листопада.
Кружатся нежные листыИ не хотят коснуться праха…О, неужели это ты,Все то же наше чувство страха?
Иль над обманом бытияТворца веленье не звучало,И нет конца и нет началаТебе, тоскующее я?
Из “Трилистника из старой тетради”
3
Старая усадьба
Сердце дома. Сердце радо. А чему?Тени дома? Тени сада? Не пойму.
Сад старинный, всё осины – тощи, страх!Дом – руины… Тины, тины что в прудах…
Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..Прах и гнилость… Накренилось… А стоит…
Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?Мертвой нищей логовище без печей…
Ну как встанет, ну как глянет из окна:“Взять не можешь, а тревожишь, старина!
Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!Любит древних, любит давних ворошить…