Давно, давным-давно, когда-то,
весенним утром
цвела черешня среди нас:
был май такой же, как сейчас.
Над белым цветом
шумели пчелы.
Над белым светом
синела синева рассвета.
Давно, давным-давно, когда-то
во мне цвело тысячецветье —
как и сейчас, был май на свете.
Средь тех цветов
черешневою белизною
твое лицо
сияло предо мною.
Давно, давным-давно, когда-то
был снова май,
но дни и ночи
гремело и рвалось на Соче.
И с той поры
в моей груди
цветут кровавые цветы.
Забыть тот май она не хочет:
в ней тени черепов хохочут.
«Кого-то ты должен любить…»
Перевод М. Кудинова
Кого-то ты должен любить,
хотя бы траву или реку,
дерево или камень.
Кому-то на плечи ты должен руку свою положить,
чтоб насытилась близостью этой рука.
Кому-то ты должен отдать
облака свои белые,
птиц беспокойных мечты,
птиц бессилия, полных тревоги.
(Ведь где-то есть и для них
гнезда покоя и нежности!) Должен,
ты должен кого-то любить,
хотя бы траву или реку,
дерево или камень.
Потому что деревья и травы
об одиночестве знают
(остановившись на миг,
шаги удаляются дальше и дальше),
о жалости знает река
(над своей глубиною склонившись),
а камень знает о боли
(когда на безмолвное сердце его
тяжело наступает нога).
Кого-то ты должен любить!
Кого-то ты должен любить!
И с кем-то ты должен рядом идти,
всегда только рядом.
Камни, травы, деревья, река —
молчаливые спутники всех чудаков одиноких,
молчаливые добрые спутники,
что говорят лишь тогда,
когда умолкают люди.
Лойзе Кракар
«Я в трансагентствах задаю вопрос…»
Перевод А. Кушнера
Я в трансагентствах задаю вопрос,
когда же во Вселенную отчалит
первый корабль?
Должны мы все, кто в это верит, чаще
в служебные стучаться кабинеты,
чтоб, час отхода выяснив,
просунуть контрабандой меж мотков
колючей проволоки, пороха, товаров —
пшеницы семена,
и певчих птиц,
и несколько поэтов.
Поэзия
Перевод А. Кушнера
А вечером растрепанное тело
я привожу в порядок,
латаю мыслей порванную сеть
и отправляюсь с нею на охоту,
как в море, в ночь.
Мне удается выловить звезду,
набить суму чешуйчатыми снами
и возвратиться на берег счастливым.
Я счастлив и тогда, когда встречаю
на острове каком-нибудь безлюдном
богиню под руку с поэтом,
слеп, как сверчок, он для нее поет
О море ночи — ты моя земля,
я по тебе ступаю, как по суше,
и ты — мой день, так ясно на душе!
Никто ничем вокруг не угрожает.
Я погружаюсь, словно жабрами дыша,
и кораблей потопленных касаюсь,
приветствуя блуждающих матросов —
таких же, как и я, скитальцев вечных,
и раковину с жемчугом ищу
средь пучеглазых рыб.
Мне раковина с жемчугом нужна,
мне, и поэту, и его подруге,
его Венере. В лопнувшие сети,
что тяжести не выдержала дня,
чешуйчатые сны ловлю весь вечер,
всю ночь, чтоб не сойти с ума.
Рай
Перевод Ю. Левитанского
Мир начинался при сотворенье
большим одиночеством человека.
В каменном этом, скучном раю
змеи шипели и волны шипели,
и оставалась от этого после
в сердце зеленая рана тоски…
После явилась Она.
Словно львица,
рану она языком зализала,
тесно прижалась к нему
и сказала,
тайну ему величайшую выдав:
— Вот я, — сказала, — смотри, я твоя!
— Вот я, я твой! — он ответил.—
О боже,
как повторяется это!
Мы тоже
рядом сидим все на той же скале,
и говорим мы, наверно, похоже —
шепчем все те же молитвы влюбленных,
вновь открываясь ветрам и волнам,
что, приближаясь по берегу к нам,
наши сердца обнаженные лижут…
Ну, а когда она снова уйдет,
так же внезапно, как прежде явилась,
вновь мне останется каменный рай
и одиночество человека,
век обреченного плыть на скале
к дальнему берегу, следом за нею,
следом за нею, за той, что ушла.