За какие грехи страдала эта женщина? Да и были ли они у нее?
Люби людей, люби их, как самого себя. Прощай. Ирен улыбнулась и положила книгу на место. Мысль ее устремилась ввысь, туда, где, как говорят священники, обитает Бог. И она обратила к нему свой вопрошающий взгляд. Скажи, что делать мне. Я запуталась. Я хочу любить, я могу подарить свою любовь, но где найти того, кому я нужна? Должна ли я вернуться к Марку?
Поговорить, простить. Или поехать к отцу и помогать ему, несмотря ни на что? Как вернуть моей душе чувство покоя? Чувство мира? Помоги. Подскажи, куда идти…
Ирен закрыла глаза, и из-под черных ресниц заструились слезы. Нет, уже не страдальческие слезы гнева и обиды, а скорее очистительные.
Так плачут, пережив момент истины, момент откровения. Просто становится легче. Дай мне знак. Сейчас. Сию же минуту покажи, как жить дальше. Я хочу мира! Научи же меня, как достичь его. Укажи путь. Вернуться смиренно в дом отца и стать его опорой, забыть все разногласия, ссоры, извиниться. Ведь он так постарел после смерти матери… Слезы бежали, а душа трепетала в немой мольбе…
Так сидела она и не знала, чего именно ждет.
Это была ее первая искренняя молитва. Первая в жизни. Никогда Ирен раньше ничего не просила, никогда. Да и не верила она в то, что есть где-то сила, управляющая всем на свете. Выросшая в рабочем квартале, она привыкла надеяться только на свои собственные силы. Но сейчас этих сил больше не осталось, и Ирен загадала: если сейчас произойдет нечто из ряда вон, если вдруг решатся ее проблемы — уверует. Уверует раз и навсегда и отныне будет знать, что она не одинока даже в пустыне. Что где-то есть тот, кто поможет, кто лучше ее понимает и видит, кто устроит все. Кому можно довериться. Только живи по заповедям, старайся изо всех сил исполнить Закон Божий И вдруг… Ирен даже не поверила: чья-то рука легонько коснулась ее плеча. Она вздрогнула: неужели Марк? Одумался!
— Простите, у вас все хорошо?
Нет. Не он, голос не его. Ирен удивленно открыла глаза: рядом с ней на лавке сидел мужчина лет тридцати, широкоплечий, с правильными чертами лица. Темные волосы, черные глаза. Чем-то он напоминал итальянца.
— У вас все хорошо? — он повторил свой вопрос, а в глазах его отразилась тревога.
— Да-да, — засуетилась Ирен и, поспешно вытащив из сумки салфетку, принялась вытирать глаза. Что, собственно, ему нужно? Из ее головы вмиг вылетели все мысли о Боге и Провидении. Так оно всегда и бывает.
Жанлен не знал, как себя вести. Девушка ведь только что плакала. Он смотрел на ее тонкие пальцы, нервно теребившие край салфетки, как зачарованный. Сколько же ей лет? На снимке незнакомка казалась куда старше, но теперь видно, что ей не больше двадцати. Жанлен вглядывался в глаза, которые прятались под пушистыми ресницами. Девушка старалась не смотреть на собеседника, все больше в сторону. Так прячут глаза нашалившие дети. Да еще Жак, когда хочет что-то скрыть от брата.
Жанлен подождал, пока она приведет себя в порядок, и, интуитивно почувствовав, что та готова к продолжению беседы, сказал:
— У вас что-то случилось? — И тут только он сообразил, как выглядит в глазах незнакомки.
Парень, которого девушка никогда раньше не видела, свалился как снег на голову и сразу давай выяснять, что да почему. Он сконфузился, уже ожидая хорошей отповеди. Действительно, кто тебя просит соваться? Кажется, ведь не звали. С другой стороны, этот снимок в его доме производил странное впечатление. Он вселял неизъяснимое чувство родственности их душ, и Жанлену чудилось, будто эта девушка знакома ему по меньшей мере лет сто. Так иногда случается в жизни. Только познакомишься с человеком, а уже через какой-нибудь час выясняется, что вы похожи как две капли воды. Видишь его насквозь, понимаешь его движения, жесты, эти тайные знаки, которых другие люди не замечают вовсе. Нет, с этой девушкой дела обстоят иначе. Жанлену казалось, будто она вошла в его дом позавчера, когда разносчик принес портрет. Ощущение было настолько реальное, что он поддался ему и некорректно повел разговор, словно уже имел право задавать вопросы личного характера.