— Какого черта?!
Жак понял, что этот негодующий вопрос относится не к его последней выходке, а вообще ко всему периоду отсутствия брата. Он осознавал, что его раздражение вызвано скорее разочарованиями на личном фронте, чем его «ослушанием». Но ведь надо же на ком-то оторваться.
А тут такой повод, лучше не придумаешь!
— Я просто давно тебя не видел, вот и все, пояснил Жак. — Ты ведь оставишь меня ночевать. Поговорим.
Жанлен строго посмотрел на него. Ну что взять с этого недотепы! Он отлично знал, о чем сейчас заведет речь брат. Может, другим могло бы показаться странным, что двое взрослых мужчин так скучают в разлуке. Но близнецы есть близнецы, незримая нить связывает их. Жак почему-то особенно чувствовал ее. Он не мог долго находиться далеко от брата. Не говорить с ним.
Не рассказывать ему о своих картинах, не рассматривать вновь и вновь его снимки. И Жанлену было порой тяжело без поддержки брата.
Вместе они родились, вместе и шли по жизни.
И самой страшной карой для Жака была ссора.
Когда тонкая нить подвергалась опасности, тот просто с ума сходил. В детстве он всегда шел извиняться, уступал в любом деле, лишь бы только «старший» брат не сердился. Жанлен частенько пользовался этой слабостью как сильнейшим средством манипуляции. И сегодня, похоже, придется снова дернуть за болезненную ниточку.
— Сейчас высохнешь, заберешь шмотки и проваливай, — сухо ответил он, отряхивая зонт в коридоре перед дверью квартиры.
Жак не ответил, понимая, что на этот раз отшутиться не выйдет.
Вошли, поставили вещи. Жанлен изо всех сил старался скрыть истинные свои эмоции и изображал презрительное равнодушие. Ему очень хотелось расспросить о картинах, поговорить об Ирен, обсудить наболевшее. И если бы Жак не пожаловал на вокзал и не промок, все его предыдущие грехи можно было списать хотя бы за то, что сам обратился к врачу. Уже прогресс. Так нет же! Явился! Целуйте кактусы, поливайте тетю. Видя почтительное смирение, Жанлен уже и не сердился на брата, но, раз уж взялся, надо довести до конца. Раз о себе голова не болит, пусть подумает о других.
Жак неуверенно топтался в коридоре, словно соображая, как ему быть. А потом вдруг пошел в комнату: в одну, в другую, сгреб со столов какие-то листы и, резко развернувшись, вылетел из квартиры. Жанлен ожидал от него чего угодно, только не этого. Но реакция ему не изменила. Пока голова соображала, что да как, ноги в каких-нибудь три прыжка настигли беглеца, руки одним ловким движением скрутили худосочное тело. Жанлен в сердцах дал брату такого пинка, что аж у самого ступня заболела.
— Олух! — вырвалось у него, а Жак, получивший импульс, во много раз превышающий силу, которой могло бы противостоять его легкое тело, уже влетел назад в квартиру.
Жанлен больше не церемонился с ним, заломил руку за спину, чтоб не дергался, и запихал под горячий душ прямо в одежде и ботинках. Какая разница, все равно мокрые. Жак в порыве обиды пытался сопротивляться, наверное впервые в жизни, но довольно быстро осознал всю бессмысленность этого занятия. Жанлен со своими огромными ручищами справился с ним, как с подростком.
— Да отстань же ты! — наконец заорал несчастный. — Я сам! Уйди! Горячо!
Жанлен отпустил заломленную конечность и, убедившись, что все вернулось на круги своя, торжественно вручил брату душ.
— Не обожгись, солнышко.
Жак рассвирепел и уже хотел снова дать деру, поскольку противостоять обидчику иным способом было неблагодарным занятием, но Жанлен одним резким движением вернул его на место. Как все-таки хорошо обладать физическим превосходством! Будь Жак размером, например, с Марка, дело бы кончилось мордобоем, причем с обоюдными потерями. А так, Жанлен уже поливал брата из душа. Вода разлилась по кафелю, сам он вымок насквозь, но игра стоила свеч. Где еще так поиздеваешься над родственником?
— Жано, уйди! — взмолился Жак. — Ну уйди.
Не смешно.
Надо же, даже детское прозвище вспомнил с перепугу. Пожалуй, и правда хватит. Он положил душ и пошел к двери. Но стоило ему взяться за ручку, как вдруг — «шмяк!» — спину обожгло что-то мягкое, но горячее. На пол шлепнулась мочалка. Жанлен обернулся, вторая мочалка угодила ему прямо в лоб. Жак стоял в ванне, мокрый, взъерошенный, со сжатыми кулаками. Однако близнец всегда поймет близнеца. И Жанлен безошибочно уловил в его, казалось бы, злых глазах лукавую искорку шутовства. Мочалки были подняты с пола и… Сначала кидались только ими, потом еще и полотенцами, потом в ход пошли гели для душа, для волос — короче, все небьющееся. Заранее оговорили правило — в голову не кидать. А кто сказал, что взрослые, вырастая, забывают детство?